Деньги исчезли.
— Нет! — зарыдал он.
Эти деньги должны были стать новой надеждой, новой жизнью для них обоих. Бэннон упорно работал в полях и год откладывал деньги, чтобы они смогли покинуть Кирию и оказаться вдали от этого человека. Его отец не просто украл эти деньги. Он лишил Бэннона и его мать будущего.
— Нет! — снова прокричал Бэннон в безмолвном доме, пока его мать тихо плакала у очага.
Именно так отец научил Бэннона никогда не хранить все деньги в одном месте — потому что кто-то мог забрать все. Неважно, насколько хорош тайник. Воры вроде его отца могут оказаться достаточно умными или очень жестокими — а могут сочетать оба этих качества. Но когда воры найдут хоть немного денег, Бэннон мог сделать убедительный вид, что это были все его сбережения, и они не подумают искать где-то еще...
— Во имя добрых духов, мой мальчик! — голос кузнеца прорвался через темную пелену воспоминаний. — Ты же сломаешь мое бревно, этот меч, а в процессе еще и свою руку!
Бэннон сморгнул и увидел, что натворил. В безотчетной ярости он сделал на бревне огромные зарубки, раскидав по сторонам щепки. Ладони вспотели, но он мертвой хваткой держал рукоять меча. Бесцветное лезвие звенело, но меч был цел, а кромка лезвия осталась острой. У него болели плечи, ладони саднило, а запястья пульсировали от боли.
— Думаю… — сказал он, а затем с трудом сглотнул. — Думаю, я уже достаточно его испытал. Вы правы, это отличный меч. — Бэннон порылся в кармане и достал последнюю медную монету. — У меня к вам еще одна просьба. Медяка хватит, чтобы оплатить заточку меча? — Он посмотрел на истерзанное бревно и подавил дрожь. — Мне кажется, он мог немного затупиться.
Мэндон долго и тяжело смотрел на него, а потом забрал медяк.
— Я сделаю такое лезвие, которое прослужит тебе долго, если будешь заботиться о мече.
— Буду, — пообещал Бэннон.
Кузнец водил мечом по точильному камню, разбрасывая по сторонам искры. Бэннон смотрел на него невидящими глазами — его мысли блуждали в трясине воспоминаний. Скоро ему возвращаться на «Бегущий по волнам», который отплывал с вечерним приливом. Остальные члены экипажа будут страдать от похмелья, и все они будут без гроша в кармане, как и сам Бэннон. Похоже, он отлично впишется в команду.
Он снова заставил себя улыбнуться и коснулся разбитой губы. Он не обращал внимания на боль, представляя, что сделает с головорезами, если они снова к нему полезут. Теперь он был готов к встрече. Он на время погрузился в свои фантазии — нет, в свою веру — где была лучшая жизнь, счастливая семья и добрые друзья. Этот мир должен где-то существовать. Все его детство прошло на острове Кирия, где отец кричал на него и избивал, и Бэннон Фермер создал в своем разуме радужную картинку, за которую отчаянно цеплялся.
К тому времени, как он восстановил для себя ясную картину того, как все должно быть, Мэндон закончил точить клинок и вернул ему оружие.
— Я даю тебе этот меч и от всего сердца желаю, чтобы у тебя никогда не возникло необходимости его использовать.
Бэннон улыбнулся, почувствовав укол боли в разбитой губе.
— Я тоже на это надеюсь. Всегда буду надеяться.
Но он сомневался, что его надежды сбудутся.
Распрощавшись с Мэндоном, Бэннон вышел из лавки и направился к докам, где его ждал «Бегущий по волнам».
Глава 7
Никки миновала мрачные тесно стоящие здания и попала в более просторный район с торговыми складами и канцеляриями, откуда было рукой подать до пристани гавани Графана. В здании капитана порта было не протолкнуться, окна и двери были распахнуты, чтобы впустить внутрь морской воздух. На пристани суетились клерки, одетые в пиджаки с высокими воротниками и вооруженные перьями и бумагой. Они опрашивали квартирмейстеров, составляя описи обычных и экзотических грузов и высчитывая налог.
Портовые таверны и трактиры были увешаны кричащими безвкусными вывесками. В «Рыле и Опарыше» было непривычно многолюдно, люди общались между собой исключительно криком. Перед таверной пухлый мальчишка продавал подгоревшие мясные пирожки матросам, которые развалились на ступенях или сидели, прислонившись к стене.
Неказистые бордели, обслуживающие постоянный поток одиноких мужчин, располагались так близко друг к другу, что клиенты подобных заведений могли слышать страстную возню из соседних борделей. Крайне впечатляющие фрески на наружных стенах демонстрировали невероятные услуги, которые оказывали женщины или мальчики. Изучая фрески, Никки засомневалась, что матросы смогут принимать такие замысловатые позы, требующие изрядной гибкости. Она прикусила нижнюю губу, в которой когда-то было золотое кольцо, отмечавшее ее как собственность императора Джеганя. По своему неприятному опыту в солдатских палатках она знала, что многие мужчины, хотя и считают себя великими любовниками, на деле оказываются просто скотами, которые быстро и без лишней утонченности заканчивают свои любовные утехи.