— Да. — Бэннон опустил плечи. — И я понимаю.
Мэндон хлопнул его по спине, и этот удар оказался гораздо тяжелее, чем ожидал юноша.
— Ставь свое преимущество во главе, молодой человек. Когда жертва смотрит на лезвие, торчащее у нее из груди, последнее, о чем она думает, это критика по поводу отсутствия орнамента на рукояти.
— Полагаю, что так и есть.
Мэндон опустил взгляд на плоское лезвие и произнес:
— Этот меч был сделан одним из моих самых талантливых учеников, парнем по имени Гарольд. Я поручил ему изготовить хороший и надежный меч. Ему потребовалось четыре попытки, но я знал его потенциал, и был готов вложить в него четыре заготовки.
Кузнец постучал пальцем по прочному лезвию, вызвав чистый металлический звон.
— Гарольд сделал этот меч, чтобы доказать мне, что подошло ему время стать подмастерьем. — Мечник задумчиво улыбнулся, почесав свою черную бороду. — И он доказал. Спустя три года Гарольд стал таким хорошим мастером, что создал невероятно изысканный, превосходный меч — свой шедевр. Поэтому я и назвал его мастером. — Он расправил плечи и откинулся назад со вздохом. — Теперь он один из моих самых больших конкурентов в Танимуре.
Бэннон смотрел на меч с большим почтением.
Мэндон продолжил:
— Это то, что я хочу сказать — может, меч и неказист, но это очень хорошо сработанный клинок, и может сослужить верную службу. А может, он тебе нужен только чтобы впечатлить какую-нибудь красотку?
Бэннон почувствовал, как вспыхнули его щеки.
— Мне придется сделать это как-нибудь по-другому, сэр. Этот меч послужит мне для собственной защиты.
Он поднял клинок обеими руками и взмахнул медленной, изящной дугой. Как ни странно, но это было приятно — возможно, потому что у него никогда не было меча.
— Да, несомненно, — сказал кузнец.
Бэннон расправил плечи, рассеянно кивая.
— Человек никогда не предугадает, когда ему понадобится защитить себя или своих товарищей.
Темные стороны портили его представление мира. В чудесном городе Танимура, казалось, стало больше теней, чем прежде, более мрачных, темных вещей в углах, а не ярких солнечных цветов. Поколебавшись, юноша протянул монеты, те, что у него не отняли воры.
— Вы уверены, что этих денег хватит?
Оружейник взял монеты по одной — две серебряные, четыре медных — сомкнув ладонь Бэннона на последней. — Я никогда не возьму последнюю монету у человека. — Он кивнул в сторону своей лысой головой. — Давай, выйдем. У меня есть место для тренировки на заднем дворе.
Мэндон отвел его за кузницу в маленький дворик с бочками грязной воды для охлаждения его мечей, шлифовального круга и брусков для заточки. В центре грунтовой площадки, усыпанной соломой, стояло видавшее виды сосновое бревно высотой с человека. Пахучие груды свежих щепок лежали вокруг него на земле.
Мечник указал на изрубленный ствол.
— Это твой противник, защищайся. Представь, что это солдат Имперского Ордена. Хех, а почему бы не представить, что это император Джегань собственной персоной?
— В моем воображении хватает врагов, — пробормотал Бэннон. — Новых добавлять не стоит.
Он подошел к тренировочному блоку и взмахнул мечом, предвкушая момент, когда клинок вонзится в дерево. От неожиданной вибрации рука юноши сотряслась до локтя.
Мечник не был впечатлен.
— Ты что, пытаешься срубить подсолнух, мой мальчик? Ну-ка, еще раз!
Бэннон снова замахнулся, и в этот раз звук удара был громче. С бревна упал сухой кусок коры.
— Защищайся! — крикнул Мэндон.
Юноша замахнулся сильнее, крякнув от напряжения, и в этот раз отдача дошла до самого плеча. — Я смогу себя защитить, — шептал он. — Я не буду беспомощным.
Но он не всегда был в состоянии защитить себя и свою мать.
Бэннон снова ударил, воображая, что лезвие рубило не дерево, а плоть и твердую кость. Ударил вновь.
Он вспомнил тот день, когда еле тащился домой примерно спустя час после захода солнца на острове. Вспомнил, как работал на капустных полях в Кайрии, как и все другие молодые люди его возраста. Ему приходилось батрачить, а не работать на собственной земле, потому что его отец потерял свои владения задолго до этого. Отец вечером где-то пропадал — наверняка уже был в таверне, полупьяный. В этом он деле он был мастер.
По крайней мере, это означало, что в их хижине настанет тишина, и Бэннон с его матерью немного побудут в спокойствии. На полевых работах за неделю Бэннон заработал еще несколько монет, выплаченных ему в этот день: во время сбора урожая капусты жалованье было больше, чем обычно.