Вздумай прихворнуть на грѣхъ королева — и чѣмъ-то совсѣмъ не смертельнымъ. Разумѣется, сейчасъ послали за Гомееомъ. Этотъ былъ не злопамятенъ — и хоть новый король, вступивъ на престолъ и надулъ его, не сдержавъ обѣщаніе отца, — но Гомесъ потомъ утѣшился титуломъ маркиза Касторкина и своимъ золотомъ, что загребалъ чуть не лопатами.
Явился Гомесъ во дворецъ. Король его встрѣтилъ, какъ прежде встрѣчалъ Гомеса его отецъ, покойный король.
— Ну, Гомесъ, голубчикъ, мамаша моя захворала. Всѣ доктора говорятъ, что это пустяки, и лѣзутъ ее лѣчить именно потому, что болѣзнь пустая, но я ужъ по старой памяти за тобой послалъ.
Гомесъ вошелъ въ горницу. Смерти, конечно, нѣту! Да она и быть не могла, потому что королева, по правдѣ сказать, съ жиру баловалась; захотѣлось ей поваляться да поохать. А болѣзни у нея совсѣмъ никакой нѣтъ. Здоровехонька, голубушка.
Доктора это пронюхали — оттого особенно и лѣзли лѣчить… Гомесъ поглядѣлъ больную и тоже видятъ:- здоровехонька королева, а такъ, блажитъ!
Потому ли, что хотѣлось Гомесу поспорить съ докторами или хотѣлось важности напустить насебя, или, можетъ такъ, зря, но только Гомесъ заартачился… И говоритъ онъ королю:
— Доктора всѣ врутъ! Ваша мамаша при смерти.
— Что ты? ахнулъ король. Онъ помнилъ, какъ Гомесъ насильно уложилъ въ постель его отца, еще здороваго, и какъ тотъ дѣйствительно чрезъ три дня умеръ.
— Очень даже ваша мамаша плоха! все повторяетъ Гомесъ. — Совсѣмъ дрянъ дѣло!
Королева хоть и была здоровехонька, а услыхавъ эти слова великаго доктора, такъ и привскочила на поетели. Она тоже помнила случай съ покойнымъ нужемъ и предсказанье Гонеса. Здорова-здорова была королева, а и ее морозъ по кожѣ пробралъ.
— И на кой прахъ я ложилась въ постель! подумала она. Только болѣзнь себѣ накликала. Что жъ у меня такое? спрашиваетъ королева Гомеса.
— Какаяже болѣзнь у мамаши? спрашиваетъ и король.
— Холера! говоритъ Гомесъ.
— Что ты, Христосъ съ тобой! говоритъ королева. — Совсѣмъ нѣтъ. Вотъ ужъ это-то… такъ, ей-Богу, нѣтъ!
— Я вамъ говорю: холера! чуть не кричитъ Гомесъ. — Будете вы со мной еще спорить! Что вы въ медицинѣ смыслите?!..
— Помилуй, Гомесъ! возражаетъ королева. — Не въ обиду будь тебѣ сказано, ты не можешь судить.
— Кому же судить, коли не мнѣ?
— Да вѣдь мнѣ-то ближе знать, все противорѣчитъ королева. — Не вѣришь — спроси моихъ фрейливъ и дамъ. Не то что холера у меня, а даже я тебѣ скажу — совсѣмъ напротивъ того…
Сообразилъ Гомесъ, что совралъ, и говоритъ:
— Да вы, ваше королевское величеоно, ничего въ медицинѣ не понимаете. У васъ холера въ головѣ.
— Какъ въ головѣ?! воскликнули вмѣстѣ и королева и король, одурѣвъ отъ испуга.
— Какъ? Такъ! говоритъ Гомесъ. — Вотъ тутъ, въ головѣ сидитъ.
Королева струхнула не на шутку; ей даже жарко вдругъ стало и потомъ въ холодъ бросило, такъ что она тутъ-же ослабла и поблѣднѣла.
— Видите, говоритъ Гомесъ. — Начинается…
— Батюшки, свѣты! завыла королева. — И на кой прахъ я здоровая въ постель ложилась. Холеру въ головѣ належала талько.
— Вонъ, вонъ оно! говоритъ Гомесъ королю. — Начинается!.. Слышите, увѣряетъ мамаша теперь, что здоровая легла. Начинается.
— Берешься-ли ты вылѣчить? спрашиваетъ король.
— Разумѣется, берусь и вылѣчу. Не вылѣчу, вы меня казнить прикажите… Вотъ что!
— Всѣ наши доктора берутся вылѣчить, говорятъ, что это пустяки, да ужъ я по старой памяти…
— Знаю, слышалъ ужъ! Вы не повторяйте по два раза тоже самое. Казните меня на площади, коли не вылѣчу. Сейчасъ пойду домой за лѣкарствомъ и черезъ три дня вылѣчу.
Гомесъ отправился домой. Во всей столицѣ и во всей Испаніи пошелъ говоръ о томъ, что у королевы холера, да еще въ головѣ, и что Гомесъ — не даромъ великій медикъ — и изъ головы взялся выгнать холеру.
Гомесъ между тѣмъ дома сталъ стряпать лѣкарство. Взялъ котелъ, наклалъ туда всякой травы, потомъ въ разныхъ овощныхъ лавочкахъ накупилъ всякой дряни. И что не принесутъ, все валитъ въ котелъ. Валитъ, варитъ да мѣшаетъ, мѣшаетъ, валитъ да варитъ. Человѣкъ до ста набралось глядѣть на его стряпню и только ахаютъ его учености. И крапивы-то онъ наклалъ, и репейнику навалилъ, и сальныхъ свѣчъ фунтъ положилъ, и орѣховъ подсыпалъ, и ворону жареную нарѣзалъ и туда жъ бултыхнулъ.
Пришелъ какой-то докторъ къ нему, тоже удивляется и ахаетъ.
— Донъ Гомесъ, говоритъ онъ вдругъ, — а про царя всѣхъ порошковъ вы забыли!
— Какой такой царь порошковъ?
— А персидскій-то! Или, думаете, не надо?!
— Надо! Надо! говоритъ Гомесъ. — Побѣгите, принесите.