Глава семьи окинул взглядом стирающую под навесом жену и дочь, которая бездельничала, сплевывая шелуху от семечек.
– Пускай милуются! – кивнул он в сторону настежь распахнутых ворот. – Я оставил наших голубков наедине, а то, боюсь, мое общество их стесняет. Особенно этого хромоногого мальчишку. При мне он помалкивал, как рыба.
Анна оторвалась от лохани с мыльной водой, чтобы перевести дыхание. Ее широкоскулое влажное лицо лоснилось от пота и выражало безнадежность загнанной лошади. С юности эта кроткая женщина не знала лучшей доли. Побаиваясь крепких кулаков мужа, она привыкла тщательно обдумывать каждое слово, прежде чем решиться что-нибудь произнести вслух.
– Ты верно подметил, Роб: господин Элинт совсем мальчик. Ему на вид лет двадцать, а Экла – моя ровесница, – спокойно заметила Анна.
– Старуха! – зло прошипела Эйприл, топнув ногой.
– На твою долю тоже женихи найдутся, – криво усмехнулся фермер. – И не хромоногие, а получше!
– «Неравный брак» – кажется, так это называют? – вяло продолжала женщина, чтобы отвлечься от повседневной рутины.
Роберт беспокоился о другом. Он сдвинул кепи набекрень и сказал с деланным раздражением:
– Дался вам их возраст! Богатым дозволено всё: они могут и на осле жениться.
– Может быть, – с сомнением повела плечами Анна. – Неравный брак – это брак людей более свободных. Так говорит доктор Сормс, а он самый образованный человек в деревне. Но, живи Экла и господин Элинт в наших краях, их бы подняли на смех.
– Мне всё равно что было бы, если бы они жили в наших краях, – грубо перебил жену фермер. – Я знаю одно: скоро с их помощью мы заживем гораздо лучше!
Встрепенувшись, Анна долго смотрела на Роберта с затаенным страхом.
– Ты что-то задумал, Роб, – прошептала она, вытирая лоб тыльной стороной распухшей ладони. – Уж не собрался ли ты обобрать мою сестру?
– Ты близка к истине. Дамочка богата и глупа. У нее же на лице написано: «Обмани меня и возьми мои денежки!» Жаль только, что я честный человек… И за что только она так богата?! Зачем глупым ослицам такое состояние? Ведь они даже не знают, куда его потратить! Потому и заводят всяких там собак и хромоногих мужей, которые находятся у них на содержании…
Роберт вздохнул, посмотрев вокруг себя уже более осмысленным взором, в котором выражалась работа мысли, а не пустое злопыхание завистника.
– Я пока не знаю, как это сделать, но помочь нам выкупить землю для Эклы – раз плюнуть. Ты бы знала, какой доход она имеет со своих фабрик!
Жена отвечала ему немым укором, а он продолжал одержимо глядеть туда, где двое чистых людей по простоте душевной еще не ведали ни подлости, ни фальши. Держась за руки, они брели по склону холма, откуда открывалась перспектива на обширное пространство равнины. Потоки ветра с приглушенным свистом волнами гнали траву, и она бурлила, словно изумрудное море. По небу плыли грузные серые тучи, в воздухе пахло дождем. Но Даниэль вряд ли что-то замечал перед собой. Он видел только аккуратно вышагивающие женские ножки, мелькающие из-под подола. Он внимал одному присутствию Эклы, он слышал, как ветер путается в складках ее одежды. Когда рядом была ОНА, он забывал обо всем на свете…
Ее маленькая сухая ладонь крепко и просто сжимала его руку; ее глаза мечтательно обращались вдаль и казались прозрачными, словно тонкое зеленое стекло. Ветер растрепал ей прическу, и Экла распустила волосы по плечам, чтобы они вольно трепетали вокруг головы пышным бледно-золотым ореолом…
Их связывало не только прикосновение рук. Со своей стороны Даниэль отдавал спутнице всю доброту и нежность, на которые был способен. Он наивно благоговел перед ней и целиком покорялся ее воле.
– Ты устал? – с беспокойством осведомилась госпожа Суаль, почувствовав, что юноша стал идти тяжелее.
Он кивнул, и они приняли решение усесться на траву, подставив лица теплым воздушным потокам. Долгое время они просто молчали. Узы дружбы окончательно укрепились в их сердцах, чтобы с успехом отражать давление трудностей, подобно тому как зеркало отражает солнечный свет.
– Земля красива, – задумчиво проговорила Экла, – но с океаном ее не сравнить. Когда видишь водную гладь, кажущуюся беспредельной, сердце в твоей груди бьется в такт ритму прибоя… Вода манит к себе, волнуя и суля несбыточное. Земля спокойна; море – таинственно. Вот сейчас я, кажется, начинаю скучать по нему. Как вспомню, как в детстве отец катал меня на яхте… У нас была огромная яхта… О Даниэль! – Она обернулась к нему с внезапным возбуждением. – Ты когда-нибудь видел море? Ты понимаешь меня?
Он был вынужден признать свою бедность по части путешествий. Всю жизнь Даниэль был привязан к земле не только по причине нехватки денег, но и потому, что просто боялся двинуться в путь. Он слепо держался за место обетованное даже когда вокруг не осталось ничего, способного радовать душу.
Нет, Даниэль никогда не видел моря. Экла посмотрела на друга с искренним сожалением. Она выросла у моря и вся была словно пропитана соленым ветром и крепким, не сходящим с кожи загаром; видеть море было для нее так же привычно, как дышать и ходить по земле, поэтому неискушенность Даниэля показалась ей существенным несчастьем. Впервые Элинт уловил в ее голосе жалостливые нотки:
– Ничего, еще увидишь. Ты обязательно побываешь в моем доме. Сначала всё встанет на свои места, ты вернешься к Джоанне. А потом я напишу тебе письмо… Хотя, к чему письмо? Лучше я сразу пришлю за тобой Густава. Замечательно!
Он несмело улыбнулся, а она простодушно склонила голову к нему на плечо.
– О Даниэль! – воскликнула Экла так, как если бы засыпала – настолько расслаблено прозвучал ее голос. – Когда я думаю, как ты страдал, мне становится ужасно горько… Теперь всё изменится. Ты устроишь свою жизнь по собственному желанию, и я помогу тебе в этом. Хочешь, я куплю тебе дом? Хороший дом в живописном месте? Ты сможешь перевезти туда свою жену, если не захочешь с ней разводиться. Она простит тебя за нашу шалость. Всё можно простить.
– Нет! – вздрогнув от одного упоминания Джоанны, Даниэль отстранился. Экла посмотрела на него с удивлением. – Нет. Если я чего-то добьюсь, то сам. Я не приму такой дорогой подарок… даже от тебя.
– Как знаешь, – озадаченно произнесла она, но потом, вздохнув, прижалась к нему еще крепче. – За это я еще больше уважаю тебя: ты бескорыстен.
* * *
Простота Эклы обезоруживала всех, кто относился к ней с предубеждением. Вечером она вызвалась помогать хозяйке на кухне. Анна сначала отпиралась, а потом согласилась. Образованная богатая женщина, способная интересно говорить и изысканно одеваться, без колебаний нацепила передник, обвязала голову косынкой и принялась хлопотать меж кастрюль, вызывая неподдельное восхищение троюродной сестры. Как видно, Экла была «своим человеком» не только на светских раутах, но и в душной кухне, а если чего-то не умела, то с легкостью училась на лету.
Накрывая на стол, Экла весело подмигнула Роберту и Даниэлю. Последний с трудом узнал в порозовевшей от печного жара крестьянке черты прежней госпожи Суаль.
– Вам крупно повезло с женой, – сказал Роберт, а его глаза – маленькие и лукавые – с презрением добавили: «Сопливый мальчишка! Дохляк! Размазня! Ты просто дрянная тряпка, надетая на хорошую швабру!» Он думал именно так, и Даниэля покоробило от этой фальшивой любезности. Вся семья не внушала молодому человеку доверия. От них – по крайней мере, от дочери и отца – исходила скрытая угроза. Тихая Анна боялась самостоятельно мыслить, ее голос здесь не имел веса. Пэмбертоны завидовали Экле. Когда-то ее отец разбогател, более того – удержал и приумножил богатство, обеспечив дочери блестящую жизнь, чего не могли простить ей ее бедные родственники. Она же в упор не замечала их потаенных упреков.
В кухне было душно, отовсюду валил пар, оседая на бревенчатых стенах. В воздухе пахло пряностями и жареным луком. Женщины умело справлялись с приготовлением пищи, пока мужчины ожидали в зале. После того, как Анна увидела искреннее желание Эклы участвовать в их быте, недавний разговор с мужем начал колоть ее чувством вины. Роберт вынашивает план легкого обогащения… Но что могла поделать Анна? Открыто предупредив сестру, она предаст мужа. Она предаст интересы своей семьи! Поэтому лучше начать разговор издалека.