Даниэль долго не решался заговорить. Боязнь испугать Эклу, осквернить доносом ее чистое, храброе сердце боролась в нем со страхом непоправимых последствий. Люди не желали принять эту женщину такой, какая она есть; они загоняли ее в тупик, атаковали предубеждением… Даниэль понимал это как никто другой, ведь он сам прошел дорогой отверженных.
– Нам нужно уехать.
– Что? – Экла приподнялась в постели на локтях и поглядела на него так, как смотрят на шутника после неудачной шутки.
– Уехать, – повторил юноша, не смея дышать.
Непонимание росло, зудом разливаясь по коже. Медленно, но верно она разочаровывалась в нем – он чувствовал это. Если в ресторане, на фоне позолоты и праздной лжи его несчастье приобретало сходство с геройством, то здесь, в свете будней, «герой» утратил романтический лоск. Он оказался заурядным, скучным и тихим.
– Уехать? Зачем? – спросила Экла, зевая. – Прошло только два дня.
– Мы знакомы только три дня! – воскликнул он, теряя терпение.
– Тебе успело надоесть мое общество?..- В ее спокойном голосе не слышалось обиды. Теперь он звучал с какой-то отчужденной насмешкой. – Даниэль, не пора ли спать? Ты не устал за день?
Экла тщательно взбила подушку и повернулась на другой бок. О, какой же далекой показалась она Даниэлю! Он будто рассматривал ее сквозь стекло, делающее предметы вытянутыми в необозримую бездну.
– Тебе грозит опасность. Прошу тебя, прислушайся к моим словам! Эти люди… они вряд ли относятся к тебе по-настоящему.
Экла поднялась и глянула ему в лицо – прямо, без тени любезности.
– Однако ж ты фантазер, Дэни Элинт!
Куда девалась ее дружественность, ее теплота? Он раздражал ее всё больше, и если вначале она пыталась понять, то сейчас просто отмахивалась от него, как от назойливой мухи.
– Ты соскучился по жене. Я понимаю. Но мне нечего терять! Я не спешу вернуться домой. Нам было хорошо, за что я тебе благодарна. Если ты больше не хочешь играть по моим правилам – уходи. Я не стану удерживать. Больше ты не друг мне. Ты был им.
С этими словами госпожа Суаль отвернулась. Она опечалилась, но Даниэль знал, что это легкая печаль.
Слезы отчаяния текли по его щекам; он не мог поверить, что всё кончилось так быстро. Он хотел сказать, что не намерен возвращаться к Джоанне, что хочет ехать с ней, с Эклой, хоть на край света! И он сказал:
– Ты не будешь одинока – я останусь с тобой. Зачем играть на публику, если игру можно сделать реальностью?..
Он говорил и сам боялся дерзости своих признаний. Его слова нелепо и грубо врезались в тишину, нарушаемую стрекотом сверчков, да мерным дыханием.
– Я уеду завтра, – упавшим голосом промолвил Даниэль. – Завтра.
Это слово звучало для него, как приговор.
Она молчала.
* * *
«Кончено», – подумал Даниэль, когда утром Экла не подала ему руки. Как мог он в ней ошибиться? С самой первой минуты знакомства госпожа Суаль казалась ему воплощением простоты и понимания. Даниэль думал, что любое его признание найдет в ее душе должный отклик, но никак не ожидал, что ответом всему послужит суровое безмолвие.
Всё шло по-прежнему. Ничего не изменилось. Только его присутствие стало ей в тягость. Даниэль замечал, что при его взгляде на нее Экла отводит глаза, нервно покусывает губы. Подумать только: еще вчера им было легко друг с другом, и вот уже сейчас меж ними возникла непреодолимая стена. Кто был тому виной? Эйприл? Экла? А может, он сам? Может, он неправильно изложил то, что думал и чувствовал?
Меж тем госпожа Суаль нашла в себе силы играть до конца. Даниэль поразился, с каким спокойствием она сообщила Роберту и Анне, что ее «мужу» необходимо отлучиться по делам. Мало того, Экла даже пошутила на тему вечных командировок и чрезмерной занятости лже-супруга (это теперь, когда они расстаются навеки!). С болью в душе Даниэль убеждался, что в жизни этой женщины он ровным счетом ничего не значит…
Что ж, спектакль окончен. Занавес спешит упасть.
Поезд, на котором Даниэль должен был возвратиться к прежней жизни, прибывал на станцию в полночь. Чтобы ускорить тягостную для обоих минуту прощания, Экла вызвалась ехать с Робертом в деревню, где сегодня проходила ярмарка, что обещала гостье много новых впечатлений. От фермы до поселка было три мили извилистой, мощенной булыжником дороги, поэтому они решили остаться в деревне до утра. Благо, у Роберта там имелось много хороших знакомых.
Словно во сне Даниэль видел Эклу и знал, что видит ее в последний раз. В ярком платье на провинциальный манер, в милой соломенной шляпке, она вприпрыжку сбежала по ступенькам крыльца. Ее движения были легки и непринужденны, от них веяло юностью. Вслед за госпожой спустилась Люси; спаниель принялся в который раз облаивать лошадь. Во дворе стояла повозка, и Роберт, поигрывая хлыстом, ожидал своих спутниц.
Даниэль ждал, что Экла подойдет попрощаться. Он тихо стоял, прислонившись к стене, и весь обращался в смирение. Он ждал ее слов, он ждал ее взгляда. Но она не подошла. Даже чтобы попрощаться. Лишь когда звуки женского смеха, собачьего лая и конского топота затихли вдали, Даниэль очнулся. На дороге клубилось облачко пыли – всё, что осталось в напоминание о первой женщине, которой он подарил свое сердце. Он полюбил ее с первого взгляда, только к нему, говоря в оправдание расхожей фразы, не сразу пришло осознание этой любви.
А Экла… Она наверняка испугалась нового серьезного приключения. Дожив до тридцати двух лет и оставшись в душе ребенком, она боялась что-либо менять. Страдание от одиночества – прикрытие, ширма. Экла привыкла к образу своего бытия, она привыкла быть независимой. Ей нравилось играть, и мысль, что вдруг прежняя жизнь будет сметена чем-то новым – настоящим – породила протест.
Экла боялась настоящего чувства! Только так Даниэль объяснил себе ее молчание и ее внезапную холодность. Их «дружба» протянула три жалких дня…
– Между вами что-то произошло? – участливо спросила Анна. – Ваша жена сама на себя не похожа.
«Жена!» – невесело усмехнулся он и почувствовал предательское желание всё рассказать, чтобы освободиться от груза лжи. Рассказать, чтобы отомстить Экле за ее черствость! Однако месть тут не поможет.
– Лучше следите за дочерью, – только и сказал хозяйке Даниэль.
Он не оставил Экле письма, ибо боялся, что оно будет прочитано посторонними. Элинт злился на себя и на нее, но больше всего ненавидел тот глупый обман, который был учинен ими ради никому непонятной цели.
Даниэль покидал ферму с тяжелым сердцем, понимая, что остаться нельзя: его искренность внушает страх любительнице иллюзорного мира.
12
Она увлекла его за собой в головокружительный танец, а он безоглядно ей покорился. Он знал, что идет по тонкому льду – позади него остались смятение и хаос. Но он рискнул, чтобы впоследствии рисковать еще больше.
Женщина, которая еще вчера сулила близкое счастье, сегодня уходила, даже не повернув в его сторону головы. Что ж, с самого начала она не скрывала несерьезности своей затеи!
Без Эклы Даниэль чувствовал себя в доме ее родственников лишним. Анна хлопотала по хозяйству, Эйприл не казалась на глаза. Дождавшись вечера, молодой человек собрался с духом и тихо покинул ферму. Во всем этом нелепом приключении всё же заключалась некая польза, ведь каждый прошедший день прибавлял Даниэлю уверенности. Ежедневные нагрузки укрепили его настолько, что он сумел самостоятельно преодолеть расстояние от фермы до железной дороги, делая незначительные передышки. Раньше подобное казалось ему невозможным. Раньше он мечтал об этом во сне, не имея решимости вырваться из-под гнета опеки. Теперь же по возвращении в город Даниэль мог стать полноценным человеком, способным дать отпор любому притеснению.
В пути Даниэля не оставляли противоречивые мысли, ускользающие и возрождающиеся подобно земляному грунту под подошвами ног. Он представлял себе то, что ждало его впереди: презрение Джоанны, порицание Рэмбла. Простят ли они его гнусную выходку?