И Даниэль с остервенением загнанного зверя шагал вперед, тогда как отчаянный зов сердца неотступно манил его в прошлое.
С запада надвигалась гроза. Небо зловеще потемнело. Молния сверкала в тяжелых низких тучах, ей вторил рокочущий гром. Воздух сделался тяжелым и спертым, наполнившись наэлектризованной влагой. Далекий огонек поезда пронзил зыбкое пространство ночи. Взметнув облако пара, состав остановился у безлюдной платформы, и лишь Даниэль собрался порвать со своим сном, как сон вновь увлек его.
– Элинт!..
Сначала был голос, затем из темноты вынырнула мрачная фигура всадника.
– Хорошо, что вы еще не уехали, – как-то вкрадчиво начал Роберт, а это был он. Его грубое лицо еще хранило следы недавней попойки, но озабоченность и спешка выветрили из фермера хмель. – Случилось несчастье…
– Эйприл? – сказал Даниэль первое, что пришло в голову.
– При чем тут Эйприл?! Ваша жена! Или вы забыли, что женаты?!
Остановка на станции была пятиминутной. Вскоре вагоны пронеслись мимо, мелькнув вереницей озаренных окон. Стало темно. В эти мгновения Даниэль с тоской думал о поезде, должном умчать его прочь. Он плохо понимал, что ему говорит Роберт, почему он, Даниэль, не сел в поезд, а остался стоять на узкой платформе.
– Ваши вещи? – отрывисто спросил фермер после недолгого молчания.
– У меня нет вещей.
– Вот и отлично. Забирайтесь! – Он похлопал по крупу лошади.
Потрясение Даниэля было столь велико, что некоторое время он просто лепетал в ответ что-то бессвязное.
– Ваши дела подождут! Сегодня вы уже никуда не уедете, – на правах сильнейшего перебил Роберт и, без лишних церемоний обхватив молодого человека за талию, перекинул его через седло.
От скачки вниз головой у Даниэля заложило уши. Перед глазами бешено подпрыгивала узкая полоска дороги, пространство кружилось и плясало, ударяя по спине холодными каплями дождя. Даниэль понимал унизительность своего положения, однако ухитрился выгнуть шею, чтобы потребовать у мучителя объяснений.
– Не время чесать языком! – хмуро откликнулся Роберт. – Ваша женушка наделала шума. Ее дела совсем плохи.
– П-плохи? – переспросил юноша, подпрыгивая на кочках. – Что с-с-случилось?
Больше фермер не сказал ничего. Он выглядел как никогда уставшим, поэтому его былая небрежность превратилась в открытую грубость. Даниэль уже не смел ни на что надеяться. Тяжелое предчувствие впивалось в мысли, отравляя их, словно яд.
Дальше всё было как во сне. Смутно Элинт чувствовал, что его несут, зажав под мышкой, будто тряпичную куклу. Боясь потерять сознание и тем самым еще больше опозориться, молодой человек усиленно таращил глаза, но они медленно заплывали туманом.
Впереди замаячили отворенные двери, из которых струился дымящийся пылью свет. Среди небогатой обстановки комнаты строго выделялся стол, за которым томились ожиданием две женщины. Нет, среди них не оказалось Эклы. Это были мать и дочь.
– Мальчишка совсем дохлый, – откуда-то эхом прозвучал голос Роберта. Казалось, фермер говорит из глубокой ямы. Но нет, он наоборот был сверху – Даниэль различил над собой его глыбообразную фигуру.
– Может, тебе не стоило возвращать его? – Анна опасливо склонилась над гостем, который полулежал в кресле без признаков ясного сознания.
– Да не знаю я! Чем может быть полезен этот слизняк?!
– Нет-нет. Ты правильно не дал ему сесть в поезд. Такое горе! Страшно сказать. Что мы будем со всем этим делать?
Фермер ответил жене потоком грязной брани. Реплики – взволнованные, гневные, преисполненные страха, – уносились под потолок и оседали в мыслях спутанным бредом. Даниэль ощущал это каждой клеточкой своего существа.
– Экла! – позвал он, оглядываясь в надежде найти ее где-то рядом. – Я не должен был оставлять тебя…
– Что теперь! – зло выкрикнул Роберт. – Вы оба словно малые дети! Глупо, глупо, трижды глупо!
И, сплюнув под ноги, он с ожесточением утерся рукавом.
* * *
– Глупо, – повторил Пэмбертон.
Его рассказ был предельно ясен, между тем это не мешало Элинту верить в него с трудом. Случилось несчастье, к которому юноша не имел никакого отношения, успей он сесть в поезд до того, как был окрикнут Робертом. На этом месте заканчивался «невинный» обман: игра начала диктовать иные условия. Даниэль зажмурился, но сознание не прояснилось. Окружившие его люди были спокойны тем мрачным спокойствием, когда уже ничего нельзя исправить.
– Ярмарка удалась на славу, – иронически начал Роберт. – Вечером по традиции устроили танцы. Ваша жена была нарасхват – каждый в деревне хотел потанцевать с «настоящей леди»! А она никому не отказывала: всем улыбалась, улыбалась… Было весело, но пошел дождь, и мы поспешили в укрытие. Я отвел Эклу вместе с ее горничной в дом Нирта. У него, понимаете ли, самые подходящие «апартаменты»: дом кирпичный, в два этажа, с террасой; там много пустующих комнат. Нирт порядочный семьянин, лучшего не пожелаешь! Сам я отправился с приятелями в забегаловку Джонса… Деньги быстро истратились, мы скучали за опустевшей бутылкой вина, как вдруг – видим вашу супругу. На ней лица не было. Всё ходила как заколдованная, не замечая ничего перед собой. «Что-то стряслось?» – спросил я. Экла ответила, что от дождя ей немного «взгрустнулось». Сами понимаете, в таких случаях есть проверенное средство… Кто-то из наших предложил леди пропустить стаканчик, но она отказалась, захотела кому-то позвонить, а затем резко отодвинула телефон – видать, передумала. После этого еще немного побродила из угла в угол, оставила нам денег и ушла. «Выпейте за здоровье моего мужа», – сказала на прощанье. Мы исполнили ее пожелание, лично меня не нужно долго упрашивать. Щедрость Эклы разогрела нашу компанию. Мы были порядочно навеселе, когда госпожа Суаль заявилась во второй раз. Теперь от ее меланхолии не осталось и следа: голос срывался, глаза горели. Лессо вздумал распускать руки – ваша жена отбрила его так, что полетели пух и перья. Честное слово, раньше она была куда любезней! «Я забыла сказать кое-что Даниэлю (то есть вам), – сообщила она таким решительным тоном, что я вздрогнул. – Это важно. Я должна увидеть его, пока он не уехал. Срочно отвезите меня на ферму, – и крикнула, когда я заартачился: – Срочно!» Если бы вы увидели ее в тот момент, вы бы сами всё поняли. Признаться, я был без ног – я был пьян. Единственное усилие, которому еще не противилось мое тело – протянуть руку за наполненным стаканом или почесать затылок.
Тем временем на улице стемнело, ненастье разогнало людей по домам. «К полуночи не поспеете, если отправитесь на колымаге Роберта», – сказал Шерли, один из моих приятелей. Экла начала слезно умолять ей помочь. Простите мне, Элинт, мою прямоту, но я вам скажу: эти богачки… Каждый их каприз – закон. Они не остановятся, если что-то на беду взбредёт им в башку! Экла обещала заплатить невероятную сумму за одно только исполнение ее бредовой просьбы. Она выгребла из сумочки смятые купюры, их было так много, что они падали на пол – ей-богу, с папиросной бумагой и то обращаются бережливей. Мы все ошалели. Зрелище такого отношения к деньгам отняло у нас охоту артачиться. Женщина была как в горячке: ее трясло, она чертовски переживала! Я, насколько это было в моих силах, пытался ее отговорить, но Экла заладила: «Он уедет. Я должна сказать…» Признаться, мне до сих пор любопытно, что это было за сообщение.
«Как хотите», – ответил я; мне надоела истерика. Шерли предложил даме свою лошадь, заверив, что это спокойное и послушное животное. У нас не было причин удерживать Эклу, ведь накануне она сама рассказывала, что с детства сидит в седле как влитая. Она в красках поведывала о своем таланте превосходной наездницы. Может, она врала?.. Ведь лошадь действительно была надежная – хозяин доверял ей, как самому себе.
«Дорогу запомнили?» – спросил я у Эклы, когда она уже была готова ускакать. «Не волнуйтесь за меня – сердце укажет мне путь!» Да-да! Так и заявила. Экое легкомыслие! Сейчас я понимаю: она была просто не в себе, а мы во хмелю умудрились принять ее блеф за чистую монету. Как бы то ни было, я прошу вас снять с меня ответственность за произошедшее. Виноваты обстоятельства, виновата ваша жена, виновато животное, которое следовало бы пристрелить…- Роберт уныло посмотрел на Даниэля, как бы желая, чтобы тот подтвердил правильность его суждений, но молодой человек молчал. Он с содроганием ждал окончания рассказа.