– Я расскажу… позже, – бросил Даниэль и нетерпеливо двинулся к группе танцующих.
Доктор сокрушенно покачал головой.
– Я понимаю: вам страшно, но с недомолвками лучше порвать. Чем скорее – тем лучше! – крикнул он вслед, но молодой человек не обернулся.
Сормс не отказался от своих намерений. Что-то заставляло его снова и снова втайне от Даниэля искать ответ на вопрос: «Кто такая Экла Суаль? Что утаила она от своих родственников?» Он слишком хорошо изучил жизнь, чтобы принять счастливый исход за окончательный и неизменный, а потому всё свое свободное время употребил на поиски зацепок. Сормс действовал осторожно. Он наведался на ферму Пэмбертонов, где осталась часть вещей госпожи Суаль, и под видом их транспортировки в свой дом тщательно осмотрел каждую мелочь.
Словно опытный сыщик, Сормс издалека расспросил Роберта и Анну. Те пожимали плечами: они мало знали свою дальнюю родственницу. «Ее отец был беден, как церковная мышь, – единственное, что смогла сообщить Анна. – Часто просил помощи у нашей семьи – это я хорошо помню. Мой отец гневался, называл его бездельником, ведь в нашем роду никто не чурался работы… Потом Суаль разбогател: подозрительно быстро, а вскоре оставил учебу за ненадобностью».
Эти сведения мало помогли доктору Сормсу, разве что подарили намек на темное происхождение богатства госпожи Суаль. Ее отец выиграл в карты состояние – кажется, так объяснила Экла Даниэлю в день их знакомства.
Однако кто ищет, тот всегда найдет. И Сормс нашел кое-что другое…
17
Визит Пэмбертона сам по себе не предвещал радости; сегодня же он сулил что-то из ряда вон. Даниэль понял это, когда Роберт, приехавший без жены, не отправился прямиком к Экле, а как-то странно, бросая косые враждебные взгляды, пожелал говорить наедине с ее мужем.
Даниэль не испугался; у него лишь тревожно заныло в коленях. Роберт смотрел так, как смотрят на врага перед нанесением сокрушительного удара. И Даниэль не сомневался, что удар будет. Алчный негодяй изобрел коварный план; более того – намеревался учинить сцену, к которой долго готовился.
Мужчины отошли к креслам милостиво предоставленной доктором гостиной, но Роберт пожелал высказаться стоя.
– Элинт, ты… Да, ты! Пользуешься болезнью женщины, и я, как порядочный человек, не могу молчать!
Даниэль побагровел. Его раздражало уже то, что ему приходилось смотреть на врага снизу вверх. Это было унизительно.
– Прошу вас объясниться.
Где-то в потаенных уголках сознания он уже всё знал, и ему казалось, что его с Эклой счастье зажали в грубый мужланский кулачище, словно пойманную птицу, чтобы бросить на дно колодца, где вокруг – холод и тлен.
– Я всё знаю, – с нескрываемым удовольствием пробасил Роберт. – Я с первого взгляда распознал в тебе мерзавца. Ты такой же муж Эклы, как я – губернатор. Решил присвоить весь куш себе? Не выйдет! – Он противно захохотал, потрясая книгой в бархатной обложке с металлическими наклёпками по уголкам. Вещь показалась Даниэлю знакомой. Безусловно, он видел ее раньше… в руках Эклы. Это был ее дневник.
– Плут! Мерзавец! Враль! По тебе тюрьма плачет, ведь ты успел сто раз обесчестить несчастную дамочку, а теперь собираешься ее еще и обокрасть. Ловко же у тебя получилось! Тебе и придумывать-то ничего не пришлось. Нехорошо, когда всё достается одному… Рано или поздно нужно делиться…
«Вот ты и выдал себя», – Даниэль скрежетал зубами. Пытаться отнять блокнот было ни к чему – слишком неравны силы.
– Где вы это взяли? – глухо спросил он.
Роберт смерил противника испепеляющим взглядом, в коем воплотилась вся мощь превосходства.
– Я не воровал, если ты об этом. Книженция выпала из сумочки Эклы в момент ее падения с лошади. Я поднял и прочел, не сразу – после… Молчи! Тебе остается помалкивать, да слушать мои условия! Мне нужно сто пятьдесят тысяч. Либо ты выпрашиваешь их для меня у своей ненаглядной и я отдаю дневник тебе, либо отдаю его ЕЙ и разоблачаю тебя в самой непотребной форме. Если не ошибаюсь, в своих записях Экла не горит желанием сделать тебя своим мужем или, на худой конец, любовником. От тебя ей была нужна игра, блеф, маскарад – не больше. Или ты забыл, что Экла потеряла память?! Не будь этого, она ни за что не стала бы твоей. Ты насильно подчинил ее себе, а это преступление. Я расскажу ей всё, и тогда она уже никогда не сможет доверять тебе, Элинт. Она тебя возненавидит, потому что ты поразил Эклу ее же оружием – ложью.
18
Дэни Элинт повержено внимал словам врага. Он любил и, панически боясь разрушить достигнутое, был готов пойти на любые жертвы во имя спасения любви, ибо без нее его жизнь теряла смысл. Без любви не было самой жизни…
Пойти на поводу совести – значило расстаться с Эклой навсегда, ведь в объяснении с ней Роберт не станет щадить Даниэля. Он приукрасит истину, дабы потрясти «одураченную» женщину до глубины души. Даниэлю оставалось выбирать, и в выборе этом на первом месте значилось спасение идиллии – во что бы то ни стало. Что будет с совестью? О, она не пострадает. Главное сейчас – не допустить Роберта к госпоже Суаль с его злосчастной уликой.
Поистине, что может быть могущественней для юного сердца, чем приторный любовный нектар, этот желанный, сильный наркотик? Однажды отведав его, хочется насыщаться им до последнего вздоха.
– Я готов на всё, – покорно кивнул Даниэль. – Я сделаю всё, что вы скажете, но боюсь, у меня ничего не выйдет. Как я смогу попросить денег у нее?
– А как ты до этого бессовестно лгал? – мгновенно атаковал Роберт. – Тогда, значит, мог, а теперь вдруг «не можешь»?..
Глядя в хищное лицо фермера, Даниэль понимал, насколько недооценивал его прежде. Невежественный провинциал казался ему откровенным тупицей, а тот, в свою очередь, завладел очень тонким оружием и дождался самого удачного момента для шантажа. Случись это месяц назад, Даниэль бы без сожаления позволил открыть Экле правду.
– Ладно, – презрительно протянул шантажист, – предоставь дело мне. Но только после – без упреков!
Юноша кивнул. Он чувствовал себя букашкой, которую раздавили тяжелой ногой, обутой в пыльный ботинок.
А Роберту оставалось следовать своему плану – козыри были у него на руках. Ленивой поступью фермер направился в сад – к беседке, где сидела, отдыхая, Экла. Незадачливый «муж» потянулся следом, хоть его ноги подкашивались от страха. Нужно было во что бы то ни стало присутствовать при очередном акте спектакля, ведь Роберт мог придумать что угодно. А вдруг он скажет, что Даниэль имел связь с его малолетней дочерью и потребует денег в виде компенсации? Что тогда?!
Между тем Экла приветливо шагнула Роберту навстречу, издали протянув ему руку, а заметив Даниэля, еще больше расцвела. Платье цвета топленого молока облагораживало ее загорелую кожу; собранные волосы открывали шею, украшенную тонкой жемчужной нитью.
– Дэни! Где ты пропадал? – с притворной обидой воскликнула Экла.
Он не видел ее с самого утра, ибо потратил день на блуждание по улочкам деревни. Прогулка требовалась ему для полного осмысления счастья; кто ж знал, что счастье это так скоро будет поставлено под удар?.. Еще секунда, и Роберт достанет дневник. Еще мгновение – и он навсегда уничтожит доверие. Нужно не сводить с шантажиста глаз, чтобы успеть перехватить подлую мысль.
Пэмбертон не спешил. Он всласть издевался над Даниэлем. Монотонно расспрашивал о здоровье, о планах на будущее… А Даниэль чувствовал, что не может справиться с волнением. О, как он жалок! Как слаб! Как безволен! Роберт прав, когда обращается с ним оскорбительно, ведь настоящий герой не позволил бы держать в заложниках свои чувства.
Фермер пустился в пустопорожнюю болтовню и продолжал чесать языком до такой степени нудно, что Даниэль не заметил, как с пустого тот плавно перешел на главное.
– Ваш муж мне должен, – словно невзначай сообщил мужчина. – Утром изволил сыграть со мной партию-другую… Я отговаривал, но он настоял. Неопытность можно простить, но долг, сами понимаете, платежом красен…