Выбрать главу

— Это не такая пещера, где прячут вещи, сеньор, — вдруг сказал старик, надеясь, что я передумаю.

— Разве в ней совсем ничего нет?

— Есть…немножко. Я с семнадцати лет не бывал там. Одна старая бабка перед смертью показала мне эту пещеру.

…Скелеты лежали на полу беспорядочно….Мы насчитали только десять скульптур. Все они были завёрнуты в камыш. Две из них, изображающие маленького человечка с клювом, были очень похожи друг на друга… Скульптуры мы хорошенько завернули и подняли на верёвке. Когда подъём был закончен и Сантьяго удостоверился, что в тайнике оставлен один предмет, я вдруг вспомнил про жареную курицу. Лёжа на камне, она пахла так соблазнительно, что я не устоял. Оставлять аку-аку такой лакомый кусок? Ну, нет! Разделив курицу по-братски с товарищами, я принялся уписывать за обе щеки, и аку-аку меня не покарали. Правда, пасхальцы наотрез отказались притронуться к курице и испуганно жались в сторонке, пока последняя обглоданная косточка не полетела в море.

Так прошла моя последняя встреча с доном Педро Атаном. Самой замечательной личностью среди пасхальцев, последним знаменосцем «длинноухих». Человеком, в голове у которого столько секретов, что он и сам вряд ли сумел бы провести грань между правдой и вымыслом» (моё выделение).

Так пишет великий открыватель земель и людей. Но то, чего он не мог произнести вслух, вернувшись в цивилизацию, осталось в его мыслях и между строк книги: в течение года он жил в атмосфере первородного шизофренического сообщества. Если Менегетти называет даже цивилизованное человеческое общество шизофреническим, то, очутившись на о. Пасхи, трудно оставаться лучезарным Homo sapiens.

Мало, кто знает, что у современных туземцев Центральной Австралии средняя масса мозга составляет 750 г.

Первобытному человеку негде было жить надёжнее, чем, спасаясь от агрессии окружающей среды в пещере. Мистические ритуалы, граничащие с бредом, суеверия, порочная склонность к воровству, примитивный язык, расщепление сознания, страх жизни и смерти, каннибализм, раскрашивание тела и членовредительство — всё это сопровождает клиническое течение шизофрении и у цивилизованного человека. Наблюдения Хейердала позволяют укрепиться в моей первоначальной гипотезе о том, что изоляция человека (на острове, в гетто, в тюрьме) способна вызвать развитие шизофрении, в том числе и вследствие активизации старой доминанты пещерной жизни, когда прачеловек имплицитно носил негордое звание Homo schizophrenicus. А мог ли он быть кем-то другим? В конечном счёте, скачок в развитии и объёме мозга с 0, 5 кг (как у обезьяны) до 1,5 кг у человека не мог произойти одномоментно с формированием всех современных функций мышления (и не только). А кем был в психическом отношении человек с объёмом мозга в 1 кг?

Если вообразить себе, что человек приходит в мир для радости — с этим не будут (?) согласны иудейские и христианские религии — то кропотливая деятельность Ленина и большой кучи его пособников по сокращению российского народонаселения в прошедшем Веке Разума может быть сравнима с усилиями пациентов психиатрической больницы, сбросившей власть персонала, захватившей власть в стране и протянувшей руки в Европу и Азию. А не являются ли порождающие геноцид человеконенавистнические теории превосходства одних людей над другими, которые издревле изрекают неразборчивые в средствах носители прозвания Homo sapiens, продуктом сумасшествия?

Где спасательный плот для плоти?

Читатель, вероятно, уже привык к моим броскам с одной проблемы на другую: из акушерства — в психиатрию, из общества — в акушерство и снова в психиатрию. Всё это, верно, напоминает первый опыт катания на слонах, пережитый Еленой Блаватской в своих путешествиях по дебрям Индии. Он тоже нам пригодится, но в рамках другого, более глубокого исследования. А сейчас хотелось бы сделать ещё один экскурс из общества в перинатальную психологию и наоборот. В этом мне поможет знаменитый американский доктор (Чемберлен Д. «Разум вашего новорождённого ребёнка». М.: Класс, 2004. — 224с.)

«Вероятно, наиболее насильственная практика, связанная с родоразрешением в больницах Америки в течение всего XX столетия, — практика обрезания у мальчиков, хирургического удаления чувствительной кожи, которая покрывает головку полового члена. В прошлом эта операция всегда проводилась без обезболивания; сегодня она часто делается без анестетиков, хотя медицинские исследователи, работающие с младенцами, фактически единодушно признают необходимость местной анестезии. Опросы показывают, что акушеры и педиатры, которые продолжают делать эту мучительную операцию без адекватной анестезии, всё ещё полагают, что младенцы не нуждаются в анестетиках и утверждают, что их впрыскивание могло бы способствовать занесению инфекции (аргумент, противоречащий исследованиям).