Один раз Арт решился на эксперимент: напился. Тем более, что был повод: 25 июля умер Высоцкий. Артем шел от бара к бару, наверное, повторяя маршрут Рахиль Левкович, но голова у него была покрепче, и он успел уйти довольно далеко. Помнилось, что он сидел с бутылкой и рюмкой у музыкального автомата, бросал в щель монету за монетой, слушал одну и ту же песню — “Кони привередливые” — и ждал, когда же кто-то затеет скандал. Видимо, скандал имел место быть: придя в себя наутро в гостинице, Арт обнаружил костяшки пальцев рассаженными и нашел кровь на носке ботинка. Болел левый бок, но рожа осталась цела. Он был в штатском, опять небритый, наверное, никто его не узнал. Во всяком случае, в газетах так ничего и не появилось…
Больше Верещагин не напивался — облегчения это не приносило, только грозило новыми проблемами. Он нашел другое развлечение: боксерский клуб на Воскресенской, неподалеку от гостиницы. Записался как Мартин Ковач. Технику ставил чемпион Европы 1969 года Андрей Ким; школу рукопашного боя ВСЮР он опознал сразу, но вопросов задавать не стал. Возня с грушей поглощала свободное время и лишние силы, это было как раз то, что надо. Спарринговали с ним мало: послав в нокаут другого такого же новичка, он прославился как злой боец. Боксировать с противником неумелым, но злым, который временами забывается и норовит пустить в ход ноги — удовольствие ниже среднего. “Мартин Ковач” это понимал и не настаивал…
— Марти! Эй, Марти! К тебе пришли!
…Он влепил кожаному мешку последний хук и развернулся.
Того, чья фигурища заслоняла весь дверной проем, не узнать было нельзя.
— Ты что же это, свинья, — зычно сказал Князь через весь зал. — Уже и здороваться со мной перестал?
— Здравствуй, Георгий, — ответил Арт, не трогаясь с места. Его ответ прозвучал в полной тишине: к тому моменту, когда Князь закончил фразу, все стихло — и удары, и позвякиванье “блинов” на штанге, и топот пары на ринге — все превратилось в слух.
— Я еще думал — ты или не ты… Ковач… Нам нужно поговорить.
— Говори, Гия.
— Не здесь.
— Здесь. Потому что я отсюда никуда уходить не собираюсь.
— А я сказал — не здесь.
Ответа, как он и ожидал, не последовало.
— Если ты думаешь, что сможешь сейчас развернуться ко мне задницей, то неправильно ты думаешь.
— Пошел ты.
— Многому тут научился, да? А ну, давай так: если ты меня сейчас сделаешь, я, так и быть, уйду. А если я тебя — ты уйдешь со мной.
— Отвали.
— Дайте мне перчатки кто-нибудь.
— Вы не член клуба, — робко сказал какой-то юнец.
— О, черт! Какой тут взнос — тридцать тысяч, пятьдесят? — Берлиани, не глядя, сунул юнцу деньги. — Дайте перчатки!
— Держите, — Ким бросил Князю две старые, обшарпанные перчатки. — Я бы посоветовал взять загубник и шлем.
— Обойдусь, — буркнул Георгий, снимая рубашку.
— Я не буду с тобой драться, — сообщил “Ковач”.
— Тем лучше… Марти. Потому что я — буду.
— Устав клуба запрещает драки за пределами ринга… — встрял юнец.
Князь свободной рукой, еще не затянутой в перчатку, сгреб его за ворот тишэтки.
— Это наши с ним дела. Мы друг друга знали еще когда ты прыщи давил. Так что не суйся и помоги затянуть вторую перчатку.
Юнец повиновался. Ким не вмешивался.
— Иди сюда, — Князь постучал перчаткой по рингу. — Топай. Сейчас я сотру с твоего лица то, что ты туда нацепил. Вот эту вот усмешечку. Если это поможет привести тебя в чувство, то я так и сделаю.
Они пребрались через канаты и встали напротив. Без всяких боксерских ужимок и прыжков, как в подворотне. Это все-таки была драка, а не спарринг.