— Товарищ майор, к телефону, — сказал Симоненко. — Капитан Малышев.
Грибаков схватился за трубку, как блокадник за кусок хлеба.
— Малышев? — заорал он. — Что у тебя? Освободили всех пленных? М-мать их… Что делать будем, капитан? Вот и я так думаю. Что Касторов? В живот? З-зар-раза… Вакуленко не вернулся? Слушай, что у тебя со связью? Тоже помехи… Нет, комполка теперь я. Откинулся Романенко. Значит, будем пробиваться…
Согласовать план действий они не успели. Начался второй штурм.
Примерно то же происходило везде, где стояли части Советской армии, заброшенные в Крым. Потрясенные крымским вероломством десантники и мотострелки дрались отчаянно, но бестолково. Никакой возможности скоординировать действия не было: все рабочие частоты кто-то старательно забивал помехами.
В Каче солдаты полка спецопераций перебили охрану и вырвались на свободу.
В Саках резервисты и освобожденные ими егеря отбивали авиабазу.
В Евпатории ополченцы освободили пленных и взяли в окружение 161-й парашютно-десантный полк.
В Ак-Минарете командир роты казачьих резервистов и командир разведбата есаул Денисов поносили друг друга последними словами: не зная, что разведчики уже освободили себя сами, резервисты кинулись на штурм и в стычке со своими погибло два десятка человек.
В Севастополе шли уличные бои, в которых ни одна из сторон не могла взять верх.
В Симферополе резервисты натолкнулись на спецназ и были выброшены из города.
В Керчи была почти без боя отбита батарея береговой обороны на мысе Ак-Бурун. После сражения крымцы освободили порт и судосторительный завод.
В Ялте командир 104-й дивизии ВДВ генерал Грачев вместе с батальоном охраны пробивался на восток, к Гурзуфскому Седлу.
В Белогвардейске капитан Суровцев приказал перебросить через ограду, к штурмующим, труп командира бронемобильного батальона капитана Велецкого, забитого насмерть, объявил пленных заложниками и пригрозил, что будет убивать офицеров по одному каждую минуту, если беляки не отступят.
Капитан Суровцев убил Велецкого сразу после того, как началась стрельба и расположение части, занятое ротой Суровцева, оказалось в осаде.
Капитан, в отличие от своих сослуживцев, не был ни напуган, ни потрясен внезапным вероломным нападением белых резервистов. Вадим Суровцев с детства усвоил, что белякам верить нельзя. Этому учил его отец, а отца — дед, который прошел через врангелевскую контрразведку и чудом спасся во время наступления красных на Александровск (ныне — город Запорожье). Недели, которые он провел, избитый и израненный, в подвале тюрьмы, впечатались в его память так же прочно, как рубцы от белогвардейской плетки — в его спину. Вадим в свое время много слышал от Нестора Суровцева про тот подвал, и белых ненавидел активно.
Поэтому когда в городе началась стрельба, и расположение части попробовали взять штурмом (Суровцев отбил штурм — нечего делать), он не гадал, кто бы это мог быть. Он решил распросить людей компетентных. А буде компетентные люди откажутся его консультировать, Вадим Суровцев вспомнит дедушкины рассказы и применит к белячкам их же собственные методы.
— Парфенов! — крикнул он сержанту, — А приведи ко мне белого комбата.
Подполковника Велецкого привели меньше чем через минуту — Суровцева в роте старались не сердить. Тот, кто сердил его, имел обыкновение ходить в синяках от частых случайных падений на лестнице.
— По документам, — Суровцев постучал пальцем по папке, — У вас все на месте. Кто только что штурмовал расположение части?
Велецкий промолчал. Пусть советский командир немножко напряжет мозги и найдет в сейфе досье на резервистов части.
— Молчишь, сука? — Суровцев вытащил из ножен десантный нож. Белый комбат не выглядел героем. Капитан был почти уверен, что ему не придется пускать нож в ход.
— Раздевайся, — сказал он.
Подполковник Велецкий действительно не выглядел героем. Ему было сорок шесть, он уже начал лысеть, носил усы щеточкой и, сколько ни тренировался, не мог ничего поделать с «пивным» брюшком.
Но, тем не менее, Вильгельм Велецкий был гордым человеком. Гордость не является исключительной привилегией людей с волевыми подбородками.
— Я не понял, товарищ капитан, вы «красный» или голубой? — спросил он.
Суровцев завелся с пол-оборота.
Он не посчитал Велецкого серьезным противником. И поплатился за это серьезным ушибом коленной чашечки. Велецкий наверняка успел бы нанести и более сильные повреждения, пока капитан света белого не видел от боли, но тут на шум прибежал сержант Парфенов и ударил белого комбата прикладом «калаша» по затылку.