— Мы не родственники, — поправил Свинятин.
— Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук. Он посадил мафиози на травку, закурил сам и разрешил закурить пленнику. Слабо шевелящегося Ливера полиция не тронула: может, не заметила, а может, он им был и не нужен.
Свинятин вызвал патрульный экипаж и занялся церковным сторожем.
Спустя 24 секунды
— Вы — Амбарыч?
— Я…
— Я — мент Свинятин. Моя должность называется: младший опер столичной уголовки, — парень показал красную книжечку. — Вообще-то, мы с напарником приехали специально к вам. Чувак… которого вы ударили сегодня утром — он… навсегда превратился в труп.
— Я потихоньку ударил! — вознегодовал Амбарыч.
— Уголовный Кодекс не поощряет бздёж… — зачем-то отметил Свинятин. — Вы грохнули бандюга Гориллу, которого надо было грохнуть ещё лет пятнадцать назад. Поэтому не сцыте, мы со Свинуком вас отмажем! Но это потом, а сейчас мне надо взять с вас показания.
— Какие-такие показания!? — взъерепенился сторож.
— Я опишу всю хренотень, что здесь случилась. А вы — подпишите. Чувак, что хотел вам отстрелить половое яйцо — это Михал Михалыч, главарь столичной Мафии. Идейный вдохновитель двух сотен убийств, организатор наркотрафика, владелец полусотни подпольных борделей, главный поставщик левого спирта, половой извращенец и садист. Ну, это чтобы вы прониклись правильно…
Амбарыч насуплено слушал и проникался.
— …Будет предварительное следствие с выносом мозга, — со знанием дела рассказывал полицейский. — А потом случится суд над Михал Михалычем и его братвой, куда вы придете в качестве свидетеля! И вынос мозга на следствии нервно курит в стороне, глядя на суд…
— Погоди, Свинятин! — страстно перебил «православный активист». — Не надыть суда! Давай я просто врежу Михал Михалычу от души! Он отправится на Небеса и пусть Господь сам разбирается с его душой. А?.. Ведь даже ребёнки знают, что земной суд неправеден!
На физиономии Свинятина «добрый полицейский» и «злой полицейский» сыграли в известную игру:
— Господь Михал Михалыча осудит, но после нас, Амбарыч… Кстати, вы сам под колпаком и отмазать вас от вашего же трупа — это надо постараться! Как ни тасуй, но Гориллу грохнули вы!
Служка сжал праведные кулачищи:
— Горилла первым полез! Он пнул меня по правому помидору! Их была целая бригада богохульников!.. Все — богохульники! И Михал Михалыч богохульник! И вы со Свинуком…
Младший опер понял, что перегнул палку. Наверняка палку вообще не стоило гнуть в случае с таким Персонажем, как сей мужичок.
— Забудьте о богохульниках, Амбарыч! Тогда будете на свободе!.. Спокойней, ага?.. — миролюбиво заголосил Свинятин. — Между прочим, отец Серафим не может на вас нахвалиться! Именно благодаря его просьбе мы и берёмся вас отмазать!
К храмовой калитке подъехал и посигналил патрульный экипаж. Свинятин почти бегом cдёрнул за ограду.
Амбарыча обуяла недоумённая задумчивость. Или давайте напишем так: Амбарыча обуяла задумчивая недоумённость. Он разжал кулачищи и засунул бороду в штаны-трико:
— Чего ж тогда отец Серафим постоянно меня ругает?.. Или он лицемерит и говорит не то, что думает?.. А лицемерие — это богохульство в чистом виде…
29. Встреча в секте
Парочка беглецов из Тайной комнаты нашла адрес любителей цветов, куда солдатик так и не дошёл, повернув к «Садко». Постучались в дверь двухкомнатной квартиры. Открыл сам хозяин.
— Привет! Я пришёл с другом…
Через минуту Орхидеи-люб вводил в квартиру Клюева и Профессора. На пороге гостевой спальни он произнёс возвышенно:
— Познакомьтесь, мои дорогие! Это Валера — наш человек. А это — друг Валеры.
В комнате — на тюфяках, расположились Фёдор, Тома и Олесия. Центральную часть стены занимала Дивная Орхидея, висящая на жестоком распятии.
— Профессор! — удивилась жена.
— Томка! — удивился муж.
Супруги нежно обнялись и сладко поцеловались. Клюев рукопожал Фёдора и уронил:
— Дамочка на кресте изрядно красива.
Олесия и Орхидеи-люб тактично вышли из комнаты, дабы не мешать встрече.
— Вот дурики! — зыркнул Профессор на странную обстановку.
— Они — дурики, — с усмешкой отозвался Фёдор. — Зато здесь я имею крышу над головой, горячую ванну и чистую постель. Поэтому их личные тараканы мне неинтересны.
Каждый остался при своем мнении, включая тех, кто своего мнения не имел или ещё не выработал.