Чигиринский Олег
Госпожа удача
All men dream; but not equally. Those who dream by night in the dusty recesses of their minds wake in the day to find that it was vanity: but the dreamers of the day are dangerous men, for they may act out their dreams with open eyes, to make it possible. This I did.
Все люди грезят, но по-разному. Те, что грезят ночью в пыльных уголках своего сознания, очнувшись от своих грез днем, находят их развеянными в прах; но те, кто грезят днем — опасные люди, ибо они с открытыми глазами могут воплощать свои грезы в жизнь. Как сделал я.
Ваше благородие, госпожа удача,
для кого ты добрая, а кому — иначе.
Девять граммов в сердце постой — не зови.
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Пролог
…Это было бесконечной весной
По дороге в Непал.
С чего нам начать это рассказ? С того момента, на котором свой роман закончил Василий Павлович Аксенов? С укутанного в багряницу заката и заупокойной молитвы кладбища на мысе Херсонес?
Нет, господа. С чего-чего, а с этого мы не начнем, ибо начинать нужно за здравие, дальше — уж как сможешь, но начать — кровь из носу, обязательно за здравие! За упокой мы всегда успеем.
Так может, прыгнуть на сутки назад и на тысячи километров севернее, пользуясь своим всевластием в пространстве воображения? Начать с тайного заседания в одном из кремлевских кабинетов, с тихой встречи избранных — без протоколов, кинокамер и стенограмм, как и водится в этих стенах еще со времен батюшки Иоанна Васильевича: все по-настоящему важные решения принимаются вот так, без шума и фанфар. Начать с того, как мощные старики слушают доклад Маршала о последних приготовлениях ко вторжению на Остров?
Да ну их к лешему, этих мощных стариков, вернемся мы еще к ним, куда они денутся, успеют надоесть еще хуже горькой редьки.
Нет, обратим-ка мы время на двое суток назад, в странную и красивую страну Непал, пронесемся быстрее первых лучей над столицей с угловатым названием Катманду, над базарами, улочками, пагодами, речкой, свернем на северо-восток, к Соло-Кхумбу, где на высоте четырех тысяч метров стоит построенный японцами отель «Вид на Эверест». Кстати, вид отсюда открывается неважный: Эверест прикрыт массивом Лхоцзе-Нупцзе, как чикагский мафиозо — воротником плаща. Торчит одна макушка, и та подернута облаками. Эверестом сегодня не полюбуешься. Да нам и не нужно им любоваться. Мы тихо, не привлекая внимания, зайдем в отель, в холл, где готовятся к выходу четверо мужчин. Не глядите на двоих из них — Великого Альпиниста, который этим летом совершит одиночное восхождение на Эверест, и его приятельницу. Они — интересные люди, но не они должны привлечь ваше внимание. Обратите мысленный взгляд на двух других, которые сейчас подгоняют рюкзаки для долгого и тяжелого дневного перехода в Луклу, где они сядут на самолет. Они торопятся, но не суетятся, их движения точны и ловки, и никто не примет их за праздных туристов, увидев, как легко они забрасывают на плечи сорокакилограммовый груз. Эти двое и есть те, кто нам нужен. Пока они меряют шагами извивы горной тропы, представим их вам, господа.
Тот, что идет первым, дьявольски хорош собой. Дерзкий штрих сросшихся черных бровей, влажный блеск карих глаз из-под полей «стетсона», точеный нос и красиво очерченные губы — все это создано Аллахом, чтобы пленять сердца женщин и — увы! — даже некоторых мужчин, к которым наш герой холоден. Этот азиатский (давайте уж сразу скажем: татарский) Билли Кид любит женщин и остается в этом вопросе непоколебим. Зовут же его Шамиль Сандыбеков, он гражданин Крыма и старший унтер-офицер Вооруженных Сил Юга России, о чем и сообщает русскими и английскими буквами нашивка на его потрепанной армейской рубашке.
Тут надо заметить, что нашивка врет, ибо не далее как полгода назад Шамиль изменил имя на Шэм Сэнд, следуя моде новой островной нации — правильно, яки. Да, Шамиль полагает себя не татарином, а именно яки, и когда его ботинки скользят по влажной траве, он смачно ругается на новом островном диалекте, вызывая улыбку идущего сзади друга.
Посмотрите внимательней на лицо этого человека. Его не так уж легко запомнить, это лицо, потому что косая царапина через лоб на нем еще не появилась, а без особых примет обладатели таких лиц могут грабить банки, не прикрываясь масками, ну или там служить в какой-нибудь разведке. Совершенно заурядное лицо: не узкое, не широкое, не вытянутое и не круглое, слегка подвыгоревшие на солнце волосы того неопределенного оттенка, который беспомощно называют темно-русым. В деле опознания этого путника, вычленения его из массы загорелых темных шатенов с примесью романской крови, которых в Крыму полно, помогли бы морщинки в углах губ, примета человека, часто и с удовольствием улыбающегося. Но сейчас эта примета скрыта бородой, тоже подвыгоревшей на жестком горном солнце. Словом, не за что глазу зацепиться, а надо бы, потому что именно этот человек есть ось нашего повествования.
Знакомьтесь: собственной персоной капитан Верещагин, да-да, тот самый, который в прошлом году руководил экспедицией на К-2 и сам поднялся на вершину в составе штурмовой связки. Тот самый, кто три года назад организовал экспедицию на Эверест, хотя сам и не поднимался на вершину, уступив эту честь своему другу, князю Берлиани. Тот самый, о ком скоро заговорит вся крымская армия, а за нею — и весь Крым, а там и весь мир — вы думаете, чего ради он не стал еще сутки дожидаться самолета в Тхъянгбоче, предпочел ожиданию изнурительный дневной переход? Почему они вчера совершили такой же бросок — из-под южных склонов горы Лхоцзе целый день добирались до городка? Почему они так рвутся на родину, в Крым, хотя до конца отпуска еще есть несколько дней?
Потому что сегодня утром по радио прошло сообщение о полном торжестве Идеи Общей Судьбы — о согласии Советского Союза на присоединение Крыма. Ради Бога, господа, если вы еще не читали замечательный роман Василия Павловича Аксенова «Остров Крым», прочтите — и вы поймете, что такое Общая Судьба и с чем ее едят.
Двое крымских горных егерей двигаются по склонам гималайских предгорий быстро — не только по стандартам европейцев, но даже по здешним меркам. И надо признать, господа, что эта пара — альпинисты милостью Божией, выносливые и упрямые люди, — а других местные дороги, изгибающиеся во всех трех измерениях, не любят. Они оставили позади Великого Альпиниста и его друга, но в Луклу разрыв сократился вчистую — летели одним самолетом. Полет из Луклу — развлечение не для слабонервных, поэтому Шамиль сразу же берет шефство над хорошенькой англоязычной девушкой — то ли канадкой, то ли американкой, то ли австралийкой, которую они раньше уже встречали, когда вместе с тем же Великим спускали незадачливых восходителей с Ама-Дабланг. Это шефство он берет и в отеле «Blue Star», на что Верещагин смотрит сквозь пальцы: он уже понял, что охота за юбками для Шамиля носит чисто рефлекторный характер — это раз — и что унтеру ничего не светит, поскольку девушка, по глазам видно, нацелилась на Великого Альпиниста — это два.
Можно было сказать унтеру, что его старания напрасны и что соперничать с Великим Альпинистом на юбочном фронте смешно, но Верещагин этого не сделал. Напротив, он за ужином подсел к Великому, нейтрализовав его на время трапезы, в то время как Шэм усиленно охмурял американку-канадку-австралийку. Ничего-то у тебя, друг ситный, не получится: мы сегодня летим в Дели, а девица остается здесь, с Великим, и никуда от него не денется, потому что улыбаться он, стервец, умеет не хуже, чем ты, но при этом еще и остается холодным как лед, а на женщин ничто так магически не действует, как полное равнодушие.