…Подполковник Огилви обнаружил, что впадает на короткое время в какую-то прострацию, как бы выключается на секунду-другую, и, когда возвращается, ему требуется время, чтобы снова включиться…
— Что вы сказали, Белоярцев?
— Вас вызывает штаб, сэр.
Огилви взял наушник из рук поручика.
— Что теперь, Олег? — спросил он. — Прикажете штурмовать Симферополь?
— Не сейчас. В каком состоянии аэродром?
— Awful [26]. Здесь все разворочено.
— Пусть начинают ремонтировать прямо сейчас. Приказ Главкома. Выходили на связь корниловцы. Скоро Адамc подтянет к Симферополю полк. Я дам вам их частоты, скоординируете действия.
— А как он там… вообще?…
— Постучите по дереву, Брайан: мы их гоним!
— Отчего коммандер такой озадаченный? — спросил Кретов у Черкесова.
— Дал зарок не пить, пока не раздолбаем всех красно-пузых. — Черкесов употребил это антикварное словечко с некоторым смаком. — Видно, Кутасов сказал ему, что это будет еще не скоро.
…Новое сообщение из Одессы, из штаба фронта, Драчев выслушал, постепенно меняясь в лице. Из истребителей, патрулирующих небо Крыма, вернулся на базу один? Повторите еще раз — один? Да быть того не может! Драчев был полностью, абсолютно уверен, что аэродромы находятся под его контролем. То, что сообщали из Одессы, было… просто невозможно!
— Рябов! — скомандовал он майору из штаба. — Обзвони мне сейчас все аэродромы. Быстро. Пусть доложат обстановку — как там, что там…
Аэро-Симфи, 9-я десантно-штурмовая — все на месте, все в порядке. Бельбек, батальон майора Исламова — в-вашу мать, мы тут еле держимся! Помощь! Помощи нам! Саки, сороковая штурмовая бригада — на авиабазе беляки, но мы их сейчас оттуда выбьем, они уже при последнем вздохе. Сары-Булат? Молчание… Кача? Кача не отзывается, но там ведь и нет самолетов, кроме учебных. Но не могли же учебные самолеты и разведывательные вертолеты начисто вымести из крымского неба все грозные «МиГи»! Качу тоже занесем в черный список.
— Ты за кого меня держишь? — орал на Рябова Драчев. — По-твоему, откуда эти «харриеры» взялись? Их вообще, по данным разведки, в Крыму нет! А вот такая у нас разведка! Их нет, а они, понимаешь… Короче, так! Захват тактического центра из задачи номер один превращается в задачу номер ноль. Обезвредить, на хрен, все крымское ПВО, все радарные станции. И сразу — на Бельбек. Отстоять аэродром любой ценой. О чем вы говорите, ребята, это делается даже не одним парашютно-десантным полком: одним батальоном!
И начинается дичайшая карусель в штабе сто второй ВДВ, полковники орут на майоров, майоры — на капитанов, капитаны — на лейтенантов, те — на сержантов, сержанты — на рядовых: почему машины к выходу не готовы? Где горючее? Что за бардак? Уже час, как надо быть готовым, а полк не кует и не мелет!
И потный полковник Ефремов в третий раз выходит из кабинета Драчева и берет за грудки полковника Сухарева, и тот корежится от разных неприятных слов, но ни черта не может сделать, поскольку снабженцы всегда воровали, воруют и будут воровать. И если бы в русском языке было не три времени глагола, а, как в английском, штук девять, да еще какой-нибудь плюсквамперфектум, то и тогда глагол «воровать» в сочетании с существительным «снабженец» звучал бы и грамматически, и фактически правильно.
К восьми часам полк более-менее готов на выход. Более-менее — потому что приблизительно сорока человек солдатиков недосчитались, горючки в каждую машину залито на треть, БМД забиты награбленным добром, и если пошуровать, то можно найти что угодно — начиная с картофельных чипсов и заканчивая золотыми украшениями от Картье. Но — приказ есть приказ, его не обсуждают, а — что? Правильно, выполняют. И полк, хоть какой, но готов к выходу.
— Вот это я понимаю, — говорит Драчев и жмет руку Ефремову. — Это по-нашему. Ну, вперед, ребята!
И механизированная колонна выползает из города и тянется по шоссе на Бахчисарай.
— Так, я переключаю их на вас.
— Переключайте, Ян.
Полковник Адамc надел наушники.
— Яшма-центр слушает, — сказал он.
— Говорит… э-э, неважно, кто. Симферополь. Сейчас в городе готовится к выходу на Бахчисарай парашютно-десантный полк. Командует полковник Ефремов. У них легкая заминка с топливом и личным составом, но минут через сорок они все-таки смогут выйти. В районе Лакки они разделятся, один батальон повернет на юг, к Скалистому, чтобы въехать в Бахчи по семьдесят девятой вспомогательной.
— А кто вы, собственно, такой?
— Ах, господин полковник, ну зачем вам это знать? Достаточно того, что я говорю правду. Так вот, по моим сведениям, после того, как этот полк выйдет, в городе останется всего два мотострелковых батальона, один батальон советских десантников, одна рота спецназа КГБ «Альфа» и часть бригады спецназа ГРУ. ГРУшники большей частью в Аэро-Симфи.
— Откуда вам все это известно? Вы сами, простите, не из ГРУ?
Вкрадчивый рассмеялся.
— Ой, нет! Но я отвечу на ваш вопрос честно: наши коллеги из ОСВАГ, зная о сроках вторжения, начинили «жучками» здания Главштаба, центральный офис ОСВАГ и Министерство обороны. А каналы связи любезно вывели на нас. При условии, что мы будем передавать вам услышанную информацию. Код восемьсот одиннадцать. Ну, теперь вы мне верите?
Адамc поморщился.
— Пока вы нигде не соврали, — сказал он.
— Мы постараемся откопать еще кое-какие сведения, которые вас заинтересуют, полковник, — пообещал вкрадчивый голос. — Шалом.
— Только МОССАДа нам и не хватало, — пробормотал Адамc, отключая связь. — Как будто мало того, что мы впутались в грязные игры ОСВАГ.
— Все-таки целый полк, Дуг, — с сомнением сказал Кронин. — Удастся ли нам его остановить, пусть даже этот тип сказал правду?
— Не остановить, Леон, — поправил Адамc. — Уничтожить.
Полковник Борисов, командир 40-й десантно-штурмовой бригады, дал сигнал «К атаке!». Он был уверен, что на этот раз все выгорит. Последний штурм беляки отбили чуть ли не святым духом, но на этот раз им и святой дух не поможет. Никакой святой дух не может помочь, если нет патронов и гранат, мин и противотанковых ракет. А у беляков все это вышло. Во время последней атаки они не стреляли очередями, и одиночные выстрелы становились все реже…
Но даже если бы у десантников тоже закончились боеприпасы, если бы мертвым грузом валялись у пулеметов вылущенные ленты, если бы автоматы годились только в качестве дубинок или больших рукояток для штык-ножей, то и тогда Борисов гнал бы десантников все в новые и новые атаки. Речь шла не о любви к Родине и не о воинском долге. Речь шла о представлении к званию генерал-майора, которое уже ушло в Москву, в Минобороны на подпись, и которое погорит синим пламенем, если он не отобьет у белых Саки.
На последнее предложение о сдаче беляки ответили отказом.
И десантники бросились в очередной штурм, и встретили очередную стену отчаянного сопротивления, но уже была она хрупка, эта стена, и они проломили ее. Крымцы делали последние выстрелы и падали, бросали последние гранаты и падали, наносили удары штыками и падали, падали, падали…
Но в какой-то момент, неразличимый в угаре сражения, десантники увидели, что падают уже они, что невидимая смерть хлещет по их спинам, и жалкие девять грамм свинца уже для них оборачиваются невыносимым грузом…
Булатов атаковал сороковую бригаду классически, как в учебнике. Три механизированных клина врезались в кольцо окружения на авиабазе и рассекли его, «Витязи» расстреливали советские танки из пушек с большого расстояния, «Воеводы» поливали все вокруг свинцом, сминая и расшвыривая БМД и БМП как спичечные коробки.
Полковник Борисов увидел, что генералом ему стать разве что посмертно. Он предпочел остаться живым полковником и сдал «сводную» бригаду Булатову.