- Мисс Лей, пожалуйста, умоляю вас, успокойтесь, возьмите себя в руки. Вы хотите сказать, что Элвина... Я не дала ему договорить.
- Она сделала это ради вас. Она надеялась доставить вам удовольствие. Несколько недель она специально тренировалась.
- Понятно, - сказал он, затем вынул из кармана носовой платок. - Вы плачете, мисс Лей, - произнес он почти с нежностью, поднеся платок к моему лицу.
Я взяла носовой платок у него из рук и сердито вытерла слезы.
- Это оттого, что я очень рассердилась, - сказала я.
- Это также слезы сострадания. Дорогая мисс Леи, мне кажется, вы очень привязались к Элвине.
- Она еще ребенок, - сказала я, - кроме того, забота о ней входит в мои обязанности. Видит Бог, здесь больше некому о ней позаботиться.
- Я вижу теперь, что мое поведение достойно осуждения, - признал он.
- Как вы могли? Неужели у вас нет сердца? Ваша собственная дочь! Она потеряла мать. Разве вы не понимаете, что именно сейчас она нуждается в особой заботе?
Он вдруг сказал нечто совершенно удивительное:
- Мисс Лей, вы приехали сюда, чтобы учить Элвину, но мне кажется, вы и меня многому научили.
Я замерла в изумлении, не в силах оторвать от него заплаканных глаз. Я так и стояла, сжимая в руке его носовой платок, когда открылась дверь и вошла Селестина Нэнселлок.
Она немного удивленно взглянула на меня, но тут же перевела взгляд на Коннана.
- Я слышала, произошло что-то ужасное, - взволнованно сказала она.
- Несчастный случай, Селестина, - ответил Коннан. - Элвину сбросила лошадь.
- Атс.., только не это! - жалобно воскликнула Селестина. - Но как.., где..?
- Сейчас она наверху, в своей комнате, - объяснил Коннан. - Пенгелли все уже сделал. Бедный ребенок. Она спит, он дал ей какое-то лекарство. Он снова вернется, чтобы осмотреть ее.
- Она сильно..?
- Доктор еще не знает точно. Но я видел подобные случаи. Думаю, она поправится.
Трудно было сказать, действительно ли он так считает или только старается успокоить Селестину, которая была сильно расстроена. Меня тянуло к ней; мне казалось, она единственная, кто искренне любит Элвину.
- Бедная мисс Лей очень переживает, - сказал Коннан Селестине. - Я уверен, она считает себя виноватой в том, что случилось, и я пытаюсь переубедить ее.
Я виновата? В чем? В том, что учила его дочь ездить верхом? И что плохого, что она, научившись, решила принять участие в этих соревнованиях? Ну нет! Это вы виноваты, хотелось громко крикнуть мне. Если бы не он, она никогда не попыталась бы сделать то, что ей не под силу.
- Элвина очень хотела обратить на себя внимание отца, поэтому отважилась выступать в старшей группе. Знай она, что ему доставит радость ее победа в группе для начинающих, она не стала бы рисковать и делать то, что не умеет, мои слова прозвучали вызывающе дерзко.
Селестина сидела, закрыв лицо руками, и я вдруг вспомнила ее на коленях у могилы Элис. Бедная Селестина, подумалось мне, она любит Элвину как собственную дочь, ведь своих детей у нее нет, и может быть, она думает. Что уже никогда и не будет.
- Нам остается только надеяться и ждать, - произнес Коннан.
- Я поднимусь к себе, - сказала я, вставая. - Мое присутствие здесь необязательно.
- Нет, останьтесь, мисс Лей, - его слова прозвучали почти как приказ. Останьтесь с нами. Я знаю, вы глубоко переживаете случившееся.
Посмотрев на свою амазонку, вернее амазонку Элис, я сказала:
- Я должна переодеться.
Мне вдруг показалось, он взглянул на меня совсем другими глазами. Возможно, и Селестина тоже. Если бы не мое лицо, меня в ту минуту, наверное, можно было принять за Элис.
Я чувствовала настоятельную потребность сменить амазонку на серое суконное платье, которое поможет мне вновь стать сдержанной, уравновешенной гувернанткой.
Коннан кивнул в ответ и сказал:
- Как только переоденетесь, немедленно возвращайтесь, мисс Лей. Мы будем поддержкой друг другу, и мне хочется, чтобы вы были здесь, когда вернется врач.
Я поднялась к себе и переоделась. Серое платье действительно помогло мне взять себя в руки. Застегивая пуговицы, я старалась припомнить, что наговорила Коннану Тре-Меллину в порыве гнева и отчаяния.
Из зеркала на меня смотрело лицо, искаженное гримасой горя: в глазах негодование и боль, губы дрожат от страха.
Я послала за горячей водой. Дейзи хотела было задержаться и немного поболтать, но, увидев, что я слишком расстроена, сразу ушла.
Умывшись, я снова спустилась в красную гостиную. Втроем мы стали дожидаться возвращения доктора Пенгелли.
Время тянулось медленно. Миссис Полгрей приготовила нам крепкого чая. В тот момент я не придала значение обстоятельству, поразившему меня позднее: сидя втроем за одним столом мы - Коннан, Селестина и я - пили чай как равные по положению. Несчастье, казалось, заставило их обоих забыть о том, что я всего лишь гувернантка. То есть Коннан забыл, что я гувернантка. Селестина вообще никогда не проявляла ко мне той пренебрежительности, которая угадывалась в других.
Глядя на Коннана, можно было подумать, что он совершенно не помнит о моей выходке. Напротив, он относился ко мне с почтительной заботой и какой-то новой нежностью. Он понимает, почему я набросилась на него с такой яростью, забыв о приличиях, подумала я. Он видит, что я испугалась, что виню во всем себя, и поэтому старается утешить меня.
- Она скоро поправится, - сказал он, - и снова захочет ездить верхом. Когда я был чуть старше ее, помню, попал в переделку похуже. У меня была сломана ключица, и я больше месяца был лишен возможности ездить на лошади. Едва дождался, пока мне снова разрешили сесть в седло.
Селестина поежилась.
- Если после всего, что случилось, она снова сядет на лошадь, я навсегда лишусь покоя!
- Ах, Селеста, ты преувеличиваешь опасность. Ты сама прекрасно знаешь, что дети чаще болеют, когда их кутают. Они вовсе не такие уж беспомощные. К тому же, рано или поздно они вырастают и вступают в мир, полный трудностей. К ним нужно быть готовым. А что на это скажет наш специалист?
Коннан взглянул на меня с некоторой тревогой. Я понимала, что, видя, насколько близко к сердцу мы приняли несчастье, он пытается отвлечь нас от мрачных мыслей.
Я ответила:
- Мне кажется, чрезмерно оберегать детей не следует. Однако, если им очень не хочется что-то делать, не стоит их принуждать.
- Но ее никто и не принуждал садиться верхом.
- Она сама проявила настойчивость, - согласилась я, - но трудно сказать, было ли ее стремление научиться верховой езде продиктовано искренним желанием или же ей безумно хотелось угодить вам?
Его ответ прозвучал почти беспечно:
- По-моему, это превосходно, когда ребенок пытается доставить удовольствие своим родителям, вы не находите?
- Только не тогда, когда он рискует жизнью ради одной улыбки.
Чувство гнева вновь охватило меня, и мне пришлось крепко вцепиться в свое серое платье, чтобы напомнить себе о том, что я не Элис, а всего лишь гувернантка, которой не пристало выражать свое мнение.
Мое замечание удивило их обоих, и я поспешила добавить:
- Если ребенок плохо ездит верхом, это не значит, что у него нет других способностей. К примеру, у Элвины явный талант к рисованию. Она очень одаренная девочка. Я давно уже хотела поговорить с вами на эту тему, мистер Тре-Меллин. Мне кажется, Элвине нужно нанять хорошего учителя рисования.
В комнате воцарилась напряженная тишина, и я не могла понять, почему их так поразили мои слова.
Я настойчиво продолжала:
- Она несомненно талантлива, и ее талант нужно развивать.
Медленно, как будто подбирая каждое слово, Коннан ответил:
- Но, мисс Лей, разве вы не учите мою дочь рисованию? Зачем нужно нанимать еще одного учителя?
- Потому что, - ответила я дерзко, - у девочки талант. Уроки рисования значительно обогатят ее жизнь, расширят круг интересов. И такие уроки должен давать ей специалист, которого она заслуживает. А я, мистер Тре-Меллин, всего лишь гувернантка, а не художница.