- Я сожалею, метр, что вам пришлось со вчерашнего вечера ожидать меня, пока я наслаждался шахматной игрой.
- Я разделяю ваше отношение к шахматам, ваша светлость.
- Что ж, это можно проверить, метр Ферма. Придется вам заменить господина Декарта в философской беседе, которая, если вы того пожелаете, может проходить за шахматной доской. Дело в том, что мне не все ясно в ваших письмах, содержащих, я бы сказал, математические загадки, кроме, разумеется, общей направленности вашей деятельности, метр, которую стоит обсудить.
- Буду счастлив, ваше высокопреосвященство, узнать ваше мнение о моих скромных работах и усердной службе и, разумеется, готов сыграть с вами в шахматы.
- Берегитесь, метр Ферма! После проверки вашего искусства игра пойдет на ставку, не исключено, что на крупную.
- Я готов, ваша светлость.
- Вы очень богаты, метр?
- Если богат, ваша светлость, то только надеждами, по словам моей супруги.
- Мудрость женщин подобна жалу змеи, жалящей нас.
ВЫСОКАЯ СТАВКА
По знаку кардинала Мазарини подкатил его кресло к богато инкрустированному шахматному столику и расставил на нем фигуры из слоновой кости.
- Попробуйте сразиться со мной, метр. Я не назначаю сразу ставки, ибо мое духовное звание обязывает к милосердию.
Первая, молниеносно проведенная партнерами партия закончилась в пользу Ферма прямой атакой на короля. Кардинал -нахмурился. Взгляд его стал злым и колючим. Ферма наблюдал за этим больным и беспомощным человеком, ум которого цепко держал в повиновении и страну, и ее короля, хотя тело с трудом могло покинуть мягкое, передвигающееся на колесиках кресло.
Высохшая рука, когда-то ловко владевшая шпагой, дрожала, передвигая фигурки:
- Вы опаснее, чем я думал. Я просто играл с вами, как с его величеством, которому всегда надо предоставить возможность атаковать.
Во второй партии Ферма не удалось развить атаку, и, оставшись без двух пешек, он вынужден был признать поражение.
Кардинал воодушевился:
- Прекрасно! Теперь - на ставку! Вы достаточно искушены в этой игре, но это лишь удваивает мой интерес. Мне всегда требуются побудительные причины, чтобы проявить себя в полной мере.
Ферма расставил фигуры, и свои, и кардинала, вспоминая, что герцог Арман Жан дю Плесси до принятия духовного сана славился как человек азартный и, видимо, не утратил этой страсти, став кардиналом.
Ришелье поднял с полу тершегося о его ноги кота.
- Итак, ставка, метр? Что у вас есть в Тулузе? Именье, рента, замок?
- Только дом и служба вашему высокопреосвященству.
- Прекрасно! Вы ставите дом, а я... Что бы вы хотели, сударь?
- Свободу узнику Бастилии, старому графу Эдмону де Лейе, давнему соратнику покойного короля Генриха IV.
- Откуда вы знаете об узнике Бастилии? - сердито спросил Ришелье, сбрасывая с колен кота.
- Я провел там ночь как гость Бастилии, ваша светлость, зажатый между дверьми тамбура камеры пыток.
- Что такое? - обернулся Ришелье к Мазарини.
- Должно быть, господин комендант проявил свое обычное остроумие, ваше высокопреосвященство, не желая, чтобы гость переступил хотя бы порог любой каморы.
- Прекрасно! - воспрянул Ришелье. - Тогда распорядитесь, чтобы господин комендант провел в этом же месте предстоящую ночь. - И кардинал поправил фигуры на доске.
- Но ото невозможно, ваша светлость! - запротестовал Ферма.
- Почему? - удивился кардинал. - Ведь я же сказал.
- Он слишком толст, ваша светлость, и двери просто не закроются, пока он не похудеет.
Кардинал Ришелье расхохотался:
- Я должен отдать вам должное, метр, и в легкой игре, и в легкой беседе. Но сейчас и игра, и беседа примут серьезный характер.
- Я готов, ваша светлость.
- Готовы лишиться собственного дома?
- Если вы ставите против него - свободу графу Эдмону де Лейе.
- Ставка сделана. Ваш ход, метр! Пеняйте на себя и не ждите от меня пощады, если ваша семья останется без крыши над головой.
ЭТЮД ФЕРМА
- Такова жизнь, ваша светлость, и шахматы в известной степени отражают ее, - сказал Ферма, разыгрывая начало партии, которое теперь назвали бы вариантом дракона, а в ту пору считали неправильным началом.
- Вы стремитесь во что бы то ни стало выиграть или остаться без крыши над головой. Но вы забываете, что ничья не принесет желанной для вас свободы графу-еретику.
- Потому я и стремлюсь ее добиться.
- Учитываете ли вы все ресурсы моей защиты?
- Шахматы, ваша светлость, единственное средство отгадывать мысли другого.
- Недурно сказано! Слышите, Мазарини? Не снабдить ли нам камеру откровенности комплектом железных фигур для отгадывания мыслей преступников? Но ваши мысли, сударь, я отгадываю и без шахмат, и без камеры откровенности.
- Что вы имеете в виду, ваше высокопреосвященство?
- Вашу судебную практику, метр, заставляющую меня предостеречь вас от излишнего усердия в оказании помощи (даже математической!) простолюдинам в ущерб интересам высокородных господ. В вас не чувствуется, метр, дворянского подхода (впрочем, кажется, вы и не дворянин!), и, может быть, поэтому не понимаете, что взятые вами под защиту люди слишком часто берутся за оружие, причиняя нам с Мазарини немало хлопот.
- Я руководствуюсь в своей судебной практике только соображениями справедливости, как учит наш король и вы, ваше высокопреосвященство.
- Г-м! - задумался, глядя на доску, кардинал. - А не находите ли вы свою активность излишней и неоправданной? Хотя бы в этой партии?
- По крайней мере, в этой партии вы не можете упрекнуть меня в пренебрежении к высокородным фигурам.
- У вас офицер против трех пехотинцев, но они создали моему королю крепость покрепче Ла-Рошели.
CHESS096.GIF
У черных действительно было подобие укрывшей короля крепости, а белая пешка, стремившаяся к восьмой горизонтали, надежно контролировалась черной ладьей (96), она не могла двинуться вперед, поскольку белая ладья была под ударом пешки "f".