Погодите, доктор! Не горячитесь, позвольте мне продолжить. В отпущении грехов, в продаже индульгенций и во всей системе католичества вы видите только мерзость и разврат. Поверьте, мне эти вещи гораздо ближе, чем вам, и я дольше вашего наблюдаю их. Это наиболее хитрая и стройная система, выработанная в ущерб мне и во славу и к чести Того… вы знаете, кого. С какой стороны ее ни возьмите. Вы думаете, что католическая церковь стремится умертвить плоть, сохранить только дух? Выкиньте в окно лампу и скажите: мне остается только ее свет. Разбейте эту чернильницу и попытайтесь оставить себе только чернила. Вот точно так же обстоит дело с плотью и духом. Это хорошо знают папа и курия, потому они и придумали столь пагубную для меня систему.
Тут нет никакого презрения к плоти, умерщвления ее ради спасения души, а всего лишь разумный компромисс между ними. Конкордат между Ним и мною — причем я обманут самым наглым образом и всегда получаю по договору меньшую долю. Крохи, падающие с Его стола.
Папа и вместе с ним вся католическая церковь твердят: «Бойтесь вожделений плоти, ибо плоть — греховна. Но если уж никак не можете воздержаться, то грешите. Грешите, но исповедуйтесь в своих грехах. Исповедуйтесь и покайтесь. Покайтесь и заплатите соответственно греху и по тарифам Тецеля. А заплатив, можете грешить снова, если только у вас еще есть деньги. И грехи ваши простятся вам».
Что же получается? Точь-в-точь как сказано в Писании. Богатые грешат больше, потому что у них больше денег и прав. Однако редкие из них попадают ко мне. А о бедняках и говорить не приходится. За длительный пост на земле Он сам вынужден вознаграждать их местом за своим столом. У богатых — свое оправдание. «Как же так, — говорят они. — Мы за свои грехи пострадали и честно заплатили еще на земле. Какой же суд карает дважды за одно преступление?» И тут Он ничего не может поделать. Его юрисконсульты твердо придерживаются буквы закона. Таким образом, Его небесные апартаменты заселяются, а у нас до того пусто и холодно, что можно насморк схватить. По условиям конкордата к нам попадают лишь те, кого Он бракует.
Оставалась надежда на основателей этой пагубной для нас системы. Известно, что сам Лев Десятый[7], этот просвещенный флорентиец, покровитель искусств и друг Рафаэля, страдает неким недугом, причиной которому никак не может быть аскетический образ жизни и умерщвление плоти. Он у меня числился самым верным кандидатом. В ожидании его мы даже немного подремонтировали один угол и приобрели новое, самое усовершенствованное оборудование. Ну и что же? Оказалось, что мы опять попусту обременили свой и без того скудный бюджет. Оказалось, что далеко не все деньги, собранные за отпущение грехов, он прокучивает со своими наложницами. Лев Медичи воздвигает в Риме собор апостола Петра — и он превзойдет все, что было воздвигнуто во славу Его. Я когда-то видел храм Соломона и должен признаться, что по сравнению с собором Петра это жалкая будка. В течение долгих столетий люди будут съезжаться к нему со всех концов мира и поклоняться Тому, чье могущество отразилось в каждой колонне, в каждом окне этого великолепного сооружения. Странная вещь, доктор: благодаря хитроумной выдумке папы грехи людей приносят выгоду Ему же. Чем больше грешат люди, тем больше привлекает их царство небесное. Разве Он может осудить эту систему и ее изобретателей? Еще не находилось такого глупца, который стал бы действовать себе во вред. Я предвижу — я даже уверен — что и Льва Десятого Он возьмет к себе, точно так же, как взял всех его предшественников. Кто мне тогда вообще может достаться? Если я не могу поймать в свои сети даже акулы, как же мне рассчитывать на мелких щурят?
— Мошенник ты, плут и к тому же софист! Ловко ты искажаешь истину. Но твое бесовское лукавство меня не смутит. Одно словечко из…
— Тсс, доктор! Мы ведь условились не поминать Его имени!.. Вы очень резки в выражениях. Но я не сержусь. Реформатору это простительно… Вы говорите, я софист? Всякий последовательный мыслитель — софист или схоласт, в зависимости от того, придерживается ли он духа или буквы. Мы с вами придерживаемся разных направлений, но оба идем к одной и той же цели, так сказать, по одной диагонали…
Доктор Мартин выпрямился на своем стуле.
— Отыди, сатана!