«Заря поднималась над лимонными деревьями замка, когда охваченные тревогой рабыни могущественного Якуба в прекрасном городе Улисса[2] возвестили о том, что приближается флот отважных лузитан…»
VII
Посмотрим теперь, что за преступление совершила Флорипес.
Сержант Леандро из Национальной республиканской гвардии запер ее на двое суток в карцер при полицейском участке, и, когда ему показалось, что наступил подходящий для допроса момент, он вызвал девушку в кабинет.
— Кто зачинщик мятежа? — спросил он. И тут же добавил: — Почему ваши крестьяне не согласились работать за поденную плату, предложенную землевладельцем из Лузадо?
Флорипес ответила, что они не могли согласиться работать за предложенную землевладельцем из Лузадо плату, потому что она осталась точно такой, как в прошлом году, а цены за это время сильно возросли. Была и еще одна причина: в Лузадо привезли несколько уборочных машин, и поденщикам уже не обещали столь же продолжительный, как и в предыдущем сезоне, контракт. По подсчетам крестьян, количество рабочих дней должно было уменьшиться на целую треть.
— Понятно, все понятно. А почему вы не нанялись к арендаторам Вересковой пустоши? Скажешь, тоже не подошли условия?
— В Вересковой пустоши обещали платить на два эскудо больше, зато не разрешалось отдыхать после обеда.
— А вам бы все только спать да спать, больше вас ничто не интересует. Очень мило! Являетесь сюда скопом попрошайничать, клянчите хлеба, а когда вам его предлагают, нос воротите.
Флорипес молчала.
Полицейский участок состоял из кабинета Леандро, смежной с ним небольшой комнаты и карцера. Это был скромный домик, похожий на многие жилища Поселка, правда более холодный. Постоялый двор для вооруженных путешественников, которые приезжают и уезжают, не успевая оставить даже следа своей индивидуальности, своих привычек.
Флорипес уже нет в кабинете сержанта. Ее отвели в соседнюю комнатушку, служившую жандармам спальней, и, очутившись одна перед тремя кроватями, тремя солдатскими одеялами, тремя шинелями, висящими у изголовья, она содрогнулась: «Вдруг они меня изнасилуют?»
В каморке было низенькое оконце без решетки, с шестом для флага, установленным на подоконнике. Это ее успокоило. Потом она окинула взглядом грубо сколоченный из сосновых досок стол, придвинутый к стене; учебники, самопишущая ручка, бумага, шашки — все было аккуратно прибрано, как водится у служак, большую часть времени проводящих в канцелярии. Флорипес с опаской продолжала разглядывать комнату, одним глазом косясь на дверь; она была босиком, туфли держала в руках. Девушка озиралась по сторонам, когда неожиданно вошел молодой жандарм.
Без краг и без пистолета он напоминал отпускника, гостящего у родителей. Паренек все еще одет в форменные брюки, пропитавшиеся запахом казармы, и сохраняет в отчем доме замашки военного, однако ходит с непокрытой головой, в сандалиях на босу ногу и расстегнутой рубашке. Солдат появился на пороге, беззаботно размахивая кувшином с водой и жестяным ковшиком; прежде всего он закрыл оконные ставни. Потом снял с кувшина мокрую тряпку, напился и протянул ковшик девушке из Симадаса:
— Хочешь?
Флорипес не отказалась, надо было получше подготовиться к наступающей ночи, ведь ей предстояли серьезные испытания, борьба с жарой и усталостью, которая, судя по всему, скоро совсем овладеет ею. Она почти физически ощущала ничем не нарушаемое, глубокое спокойствие Поселка и, спрятав за спиной туфли, стоя ждала. В смежной комнате сержант Леандро то и дело снимал телефонную трубку:
— Алло. Леандро у телефона, сеньор лейтенант. Слушаю, сеньор лейтенант… Очень хорошо, сеньор лейтенант…
По отдельным, брошенным вскользь замечаниям девушка догадалась, что крестьянки из Симадаса давно покинули Поселок. Тогда она задала себе вопрос, зачем же ее, собственно, приволокли сюда и чего, в конце концов, от нее хотят. «Попугать меня им вздумалось? Или примерно наказать, чтобы впредь не повадно было?» И она посмотрела на молодого жандарма.
Но тот, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания. Он сидел за сосновым столом (разумеется, лицом к задержанной) и что-то писал в тетрадке для домашних заданий вечной ручкой, поминутно обмакивая ее в чернильницу. Ни голос Леандро, ни присутствие девушки из Симадаса не отвлекали его от занятий. В поисках ответов он листал учебник, покусывал кончик ручки и время от времени, задумавшись, говорил вслух.
— Греция, — растерянно прошептал жандарм. И взглянул на узницу таким отсутствующим взглядом, что той сразу стало ясно: мысли его витают далеко. Затем он принялся рыться в учебнике. — Столица Греции… столица Греции…