— Когда же мы отправимся? — спросил Владилен.
— Как только проводим Мунция.
— Это будет не так скоро, — возразил Мунций, — Я буду ещё занят на Земле. Не ждите меня и отправляйтесь завтра.
— Но ведь я долго не увижу вас.
— Тебя, — поправил Мунций. — Я вернусь через шесть месяцев. А если ты очень соскучишься, прилетай к нам на Марс.
— Ну уж, на Марс — это слишком! — сказал Волгин.
Ему дико было услышать такое приглашение. Межпланетный полёт казался чем-то волшебным, недоступным простому смертному. Он не мог смотреть на это так спокойно, как собеседник, для которого полёт к соседним планетам был обыденным делом.
Волгин знал, что Мунций двадцать семь раз покидал Землю, что Владилен, несмотря на его молодость, вдоль и поперёк избороздил всю Солнечную систему, что даже Мэри успела два раза побывать на Марсе и один раз на Венере. Что же касается Луны, то людям тридцать девятого века она была известна так же хорошо, как сама Земля, и считалась чем-то вроде окраины земного шара.
Он принимал это как факт, как характерную черту незнакомой ему жизни.
Земля была теперь только родным домом, не больше.
Люди выходили из дома и возвращались в него, не видя в этом ничего необычного.
Но Волгин оставался человеком двадцатого века. Он умер до того, как началась на Земле космическая эра, ничего не зная о близких уже искусственных спутниках Земли; он прочёл о них спустя две тысячи лет. И в его глазах все эти робкие попытки первых шагов человека в Космосе сливались с последующей историей. Если бы он прожил тогда ещё пятнадцать или двадцать лет, ему было бы легче понять и прочувствовать всё то, что сейчас доставляло такие трудности его восприятию действительности.
— Марс — это уже слишком, — повторил он.
Никто не улыбнулся. Собеседники Волгина понимали его, быть может, лучше, чем он сам понимал себя. Но и они не нашли сразу что ответить этому человеку, представления и взгляды которого сформировались в безмерной дали времён.
Женская чуткость Мэри подсказала ей правильный тон.
— Хочешь увидеться с моей матерью? — спросила она. — Мама на Марсе, и я знаю, что она очень хочет познакомиться с тобой. Так же, как все. Но мне будет приятно, если она окажется первой.
— А это возможно? — спросил Волгин.
Заманчивая мысль «встретиться» с человеком, находящимся в миллионах километрах от Земли, увлекла его своей сказочностью.
— На марсианской базе установлен телеоф.
— Если так, я буду рад этому свиданию.
— Тогда я сейчас сообщу на станцию, и нам дадут Марс, — и с этими словами Мэри подбежала к телеофу.
«Неужели, — подумал Волгин, — эта женщина там, на Марсе, увидит меня и сама появится передо мной, как до сих пор появлялся Люций?»
Всё получилось совершенно так же.
В ожидании прошло около получаса. Но вот Мэри пригласила Волгина сесть в кресло. В центре диска уже горела красная точка.
— Тебе повезло, — сказала Мэри. — Мама была на базе, и не пришлось долго ждать. Вызывай её сам.
Волгин нерешительно протянул руку. То, что должно было произойти сейчас, казалось невероятным и ещё более загадочным, чем раньше.
— Почему точка красная, а не зелёная, как всегда? — спросил он, стараясь выиграть время и успокоиться.
— Потому что эта связь не земная, а межпланетная, — ответил Люций.
— Какое расстояние от Земли до Марса в данный момент?
— Примерно девяносто миллионов километров, — тотчас ответил Владилен.
— Связь идёт со скоростью света, — заметил Волгин. — Значит придётся ждать минут десять?
— Совсем не придётся ждать. Связь уже установлена, и Эра уже здесь, — Люций указал на пустое место напротив Волгина. — Ты увидишь её сразу. А она увидит тебя только через пять минут.
— Нажимай же! — сказала Мэри. — Мама ждёт.
Волгин нажал на красную точку.
К появлению человека в кресле он уже привык, но сейчас испытывал особое чувство. На его сознание давила чудовищность расстояния.
Ведь эта женщина была на Марсе!
В первое мгновение ему показалось, что перед ним появилась Мэри, так поразительно было сходство матери с дочерью. Потом он заметил разницу в возрасте. Но всё же женщина выглядела слишком молодой.
«Восемьдесят лет, немыслимо!»
— Мама, — сказала Мэри, — перед тобой Дмитрий Волгин. Он решил покинуть дом Мунция и прийти к людям. Я попросила его увидеться с тобой первой.
Женщина в кресле улыбнулась. Она смотрела прямо на Волгина, и он вспомнил, что никого другого она и не увидит во время этого разговора, хотя её видели все находившиеся в комнате у телеофа. Ему только что сказали, что Эра увидит его и услышит то, что здесь говорится, только через пять минут. Значит, её улыбка случайно совпала со словами Мэри. Она улыбнулась, зная, что её уже видят, и эта улыбка относилась не к нему, а просто к любому, кто мог вызвать её. Вероятно, она думала, что с ней хочет говорить Люций или Мэри.
— Говори, — шепнула Мэри.
— Я очень рад видеть вас, — начал Волгин. Его голос был скован волнением. — Люций считает меня своим сыном, а Мэри братом. Значит, я могу называть вас матерью. Прошу вас относиться ко мне, как к сыну…
Он беспомощно оглянулся на Люция, словно прося его подсказать, что говорить дальше. Если бы женщина находилась здесь, в этой комнате, он взял бы её руку, и слова нашлись бы сами собой. Но такой разговор, через бездну пространства, когда между вопросом и ответом должно было пройти десять минут, лишал его душевного равновесия, мешал собраться с мыслями.
Присутствующие хорошо поняли состояние Волгина и пришли на помощь.
— Нравится тебе моя мама? — спросила Мэри.
Вопрос звучал совсем по-детски. Волгин улыбнулся. Он понимал, что и эти слова Эра услышит… через пять минут.
— Эра очень похожа на тебя, — сказал он. — Вернее, ты похожа на неё. И она кажется мне не твоей матерью, а старшей сестрой.
Все рассмеялись.
— Как тебе это понравится, мама? — спросила Мэри.
Она говорила с изображением матери так, как если бы та была действительно здесь, нисколько не смущаясь разделявшим их расстоянием.
Люди всегда воспринимают условия жизни, в которых они родились, как обыденность, не представляя себе возможности иных условий. Всё, что их окружает с детства, кажется им само собой разумеющимся. Техника не составляет исключения. Впоследствии они могут удивляться достижениям человеческого гения, восторгаться новыми изобретениями и открытиями, но то, что появилось до них, уже никогда не вызовет удивления или восторга. Людям кажется, что так и должно быть.
Те, кто родился в конце девятнадцатого века, постепенно привыкали к электрическому освещению, телефонам, радио, телевизорам, самолётам, а потом и к межпланетным ракетам. Но те, кто появился на свет во второй половине двадцатого века, принимали всё это как должное.
Телеоф находился в доме, где жила Мэри, с тех пор, как она себя помнила. Учась в школе, она могла восхищаться заключённой в телеофе технической мыслью, могла даже изумляться гению людей, создавших его, но она никогда не могла смотреть на телеоф так, как смотрел на него Волгин. Телеоф был слишком привычен для неё.
Волгин понимал это и не удивлялся поведению девушки.
Пять минут прошли.
Всё, что здесь было сказано, зазвучало на Марсе. Но как реагировала на это Эра? Волгин мог увидеть это только ещё через пять минут. А затем он услышит её ответ.
Он внимательно рассматривал свою «собеседницу».
Эра была одета не в обычный костюм. Плотный кожаный комбинезон ловко сидел на ней. В руках она держала шлем, очевидно, только что снятый с головы. Золотистые волосы свободно падали ей на плечи. Мунций говорил правду: Эре никак нельзя было дать больше тридцати лет.
Шлем привлёк к себе внимание Волгина. Было ясно, что надетый на голову, он закрывал её целиком. Перед глазами помещалась прозрачная пластинка.
Астрономия всегда была для Волгина далёкой и отвлечённой наукой. Но всё же он кое-что знал. Он читал или слышал, что атмосфера Марса считалась астрономами его времени негодной для свободного дыхания. Они были правы. И было ясно, что люди, покорив планету, не изменили состава её атмосферы. Она осталась той же, и находиться вне базы можно было только в специальном шлеме, очевидно, снабжённом кислородным прибором.