— А нельзя ли, — спросил Волгин у своего спутника, — увидеть район грозы, то место, куда я летел?
— Пожалуйста. Пройдёмте на пост наблюдения.
Они спустились по другой лестнице и вошли в полукруглую каюту, посередине которой стоял тоже полукруглый стол. Он был сплошь заполнен бесчисленным количеством кнопок и приборов. На потолке ровно горели или непрерывно мигали разноцветные лампочки.
У стола в напряжённых позах сидели три человека. Они оглянулись на вошедших, но тотчас же снова повернулись к стене, где находился очень большой экран. Очевидно, работа не позволяла отвлекаться.
Волгина оглушил неистовый грохот. Было совершенно непонятно, почему этот шум не слышен не только на палубе, но и у самых дверей каюты.
Он тотчас же понял, что грохот — раскаты грома, могучего и почти непрерывного грома, идущего от места, где бушевала гроза, — в ста километрах отсюда.
Экран казался отверстием в стене. В его глубине творился хаос из воды и огня. Гроза, являвшаяся суммой всех гроз, собранных с площади диаметром в четыре тысячи километров, не имела ничего общего с самыми сильными грозами, которые приходилось когда-либо наблюдать Волгину. Это было падение на землю, в море сплошной массы огненной лавы. Молнии сливались друг с другом, и потоки воды были окрашены в жёлто-красный цвет.
«Как много электричества в воздухе!» — подумал Волгин, вспомнив слова своего тёзки, что всё это только излишки атмосферного электричества, остающиеся от полезной работы.
Волгин даже вздрогнул, вспомнив, что совсем недавно летел прямо в этот хаос и если бы не персонал станции…
Ему хотелось ещё раз выразить свою благодарность за спасение, но говорить здесь было совершенно невозможно.
Инженер дотронулся до плеча Волгина и знаком предложил выйти отсюда. Волгин последовал за ним.
Как только дверь закрылась, грохот прекратился, сменившись полной тишиной. Звукоизоляция была совершенной.
— Теперь я понял, какой опасности подвергался, — сказал Волгин. — Ещё раз спасибо!
— Увидев грозу, — ответил инженер, — вы свернули бы в сторону. Но всё же приближаться к её району очень опасно. Бывает, что группы молний выходят из повиновения и уклоняются в сторону. Что ещё хотели бы вы увидеть?
— Если можно, хотел бы посмотреть, что представляют собой ваши установки для сбора туч.
— Вот этого как раз и нельзя, — в голосе инженера слышалось сожаление. — Входить в помещение, где они расположены, во время их работы — не менее опасно, чем лететь в полосу грозы. Они будут работать ещё долго.
— Тогда я покину вас. Будем надеяться, что мне ещё представится случай осмотреть их.
— Если не у нас, то на любой другой станции. Мне хотелось бы, чтобы вы прилетели к нам.
— Обещаю, что прилечу, — сказал Волгин.
Он чувствовал, что люди, находящиеся на судне, ждут от него какого-нибудь знака внимания. Кроме того, ему хотелось лично поблагодарить того человека, который догнал его на арелете и вернул обратно. И он сказал командиру, что хотел бы познакомиться с членами экипажа.
— Все наверху, — ответил тот, — кроме трёх, которых вы видели на посту.
— Им вы передадите мой привет.
С каждым работником станции Волгин обменялся крепким дружеским рукопожатием. Трое из них не удержались и обняли Волгина.
Так произошло его первое близкое соприкосновение со своими новыми современниками. С этого момента Волгин сбросил наконец стеснявшее его чувство обособленности. Он стал обычным человеком, таким, каким был всегда, — любящим людей и их общество.
Он сел в свой арелет, и инженер Дмитрий объяснил ему то чего Волгин ещё не знал, — как пользоваться указателем направления. Он и раньше видел маленькую светящуюся зелёную точку на крохотном щитке, но ни разу не спросил, что это такое.
По указанию инженера Волгин соединился с Мэри и попросил её дать пеленг. Зелёная точка сразу вспыхнула.
— Теперь летите прямо, — сказал ему командир судна. — Арелет сам приведёт вас к тому месту, где находится телеоф вашей «сестры», а следовательно, и она сама. Когда вы будете близко, зелёная точка превратится в красную. Тогда смотрите вниз и выбирайте место посадки.
— До свидания, друзья! — сказал Волгин.
Он видел на всех лицах грустные улыбки, и ему стало вдруг жалко покидать этих людей.
Арелет плавно поднялся.
Вскоре станция исчезла из виду.
Зная, что машина летит правильно и что его вмешательства в управление ею не требуется, Волгин отдался своим мыслям.
Он думал о карманном телеофе. В этой маленькой коробочке, такой невзрачной с виду, помимо телефона и часов, находилось ещё и пеленгационное устройство для арелетов. Что ещё может в ней заключаться?..
Сможет ли он понять когда-нибудь всю чудовищную технику этого века? Технику, столь отличную от прежней.
«А ведь и прежнюю-то технику я почти не знал», — с тревогой думал Волгин.
Зелёная точка превратилась в красную, когда арелет был уже над Ленинградом. Посмотрев вниз, Волгин легко нашёл свой дом. Опускаясь, он с удивлением увидел на веранде Люция.
Неужели он бросил работу и примчался в Ленинград, узнав об исчезновении своего «сына»? Какой же переполох учинил он своим легкомыслием!
Волгин готов был выслушать любой выговор от своего «отца». Хорошая головомойка была вполне заслужена.
Опустив арелет у самой веранды, Волгин вышел из машины.
Люций, Владилен и Мэри бросились ему навстречу.
Но они и не думали упрекать Волгина. Совсем другая причина заставила их нетерпеливо ожидать блудного сына и брата.
И то, что Люций тут же сообщил ему, было так неожиданно, так волнующе необычайно, что Волгин сперва не поверил. А когда убедился, что ему говорят правду, почувствовал буйную, всепоглощающую радость. И, не в силах сдержать ликующий восторг, схватил Мэри и пустился с нею в дикий танец.
Люций и Владилен смеялись. Они радовались за Волгина, понимали и разделяли его чувства.
Глава третья
1
Волны золотистых волос падали на плечи, обтянутые коричневой кожей комбинезона. Девушка задумчиво смотрела на экран. Лучи Солнца были ещё слабы, и не нужно было надевать защитные очки, чтобы смотреть на него.
Тёмная бездна по-прежнему окружала корабль. Немигающие точки звёзд были привычны и не притягивали к себе внимания, как восемь лет тому назад. Только одна звезда изменила свой вид — не казалась больше точкой, не имевшей размера, а сияла крохотным диском. Эта звезда была Солнцем — старым знакомым Солнцем, под светом которого прошла вся жизнь.
Вся, кроме последних восьми лет.
Девушка смотрела прямо на Солнце, не мигая, не отводя взгляда, уже около часа.
У неё были большие совсем чёрные глаза с длинными ресницами, над которыми круто изгибались чёрные брови. Это создавало странный контраст с цветом её волос.
Она сидела в кресле перед пультом, искрящимся бесчисленными огоньками разноцветных сигнальных ламп. Едва слышный шелест, различный по высоте и тону, исходил от многочисленных приборов пульта. Создавалось впечатление, что в помещении рубки играет тихая музыка. Иногда в неё вмешивалась певучая нота, короткая, как вскрик, или длинная, постепенно замиравшая.
Девушка не обращала внимания на звуки. Она ловила их, машинально отмечая в мозгу, что ничего тревожного нет, всё в порядке.
За восемь лет она привыкла к пению приборов. Оно сопровождало весь путь корабля, не стихая ни на минуту. Остановить их могла только катастрофа, последняя и непоправимая.
Восемь лет назад девушка не обладала ещё непоколебимым спокойствием, присущим ей сейчас. Она с замиранием сердца думала о возможности катастрофы — не боялась её, а именно думала о ней с тревожным любопытством.
Человек боится смерти, когда не хочет расставаться навсегда с любимыми людьми. У девушки не было любимых и близких. Они все умерли давным-давно за те короткие, так быстро промелькнувшие месяцы, когда корабль вступил во второй год полёта.