Он сам не знал, что побудило его сделать подобное заявление столь неподходящий момент. Что-то, помимо его воли, словно прорвалось и вылилось в эти слова.
— Вы несколько поздно решили высказаться, — мягко замена председатель Совета. — Вопрос решен. Но я рад слышать, что вы уверены в успехе.
Люций опомнился. Краска стыда залила его щеки. Молча поклонившись, он отошел в сторону. Он увидел, что отец направился к нему. Люций ждал со смутным чувством виновности.
Мунций взял его под руку и увлек к выходу из зала.
— Что с тобой происходит? — спросил он. — Можно подумать, что ты не рад полученному разрешению.
— Я сам не знаю, — ответил Люций. — Пожалуй, ты прав. Я действительно не рад, и было бы лучше, если бы нам отказали. Ты слышал, — прибавил он, неожиданно улыбнувшись, — реплику Мэри? Ты сам виноват в моем состоянии.
Мунций внимательно посмотрел на сына.
— Давай сядем! — сказал он, подходя к одному из диванов, стоявших вдоль стен вестибюля, предназначенного для отдыха членов Совета. — Выслушай меня! Кажется, я никогда не давал тебе плохих советов. Принятое решение уже не может быть отменено. Если это зло, то оно совершено, и надо думать только о том, как смягчить его. Как видишь, я не сомневаюсь в вашем конечном успехе и думаю о дальнейшем — как облегчить этому человеку его судьбу. Когда вы закончите свой труд и поставите мертвого на ноги, на сцену явлюсь я. Я хорошо знаю русский язык, и весь уклад жизни того века мне знаком. Я смогу говорить на понятном ему языке и подготовлю его к нашей жизни. Когда он будет вполне здоров, а я повторяю, что не сомневаюсь в этом, ты отвезешь его ко мне. Мой уединенный дом на берегу моря — подходящее место для этой цели. Это все, что я хотел тебе сказать. Обдумай мои слова. А теперь езжай домой и приведи свои нервы в порядок.
Он крепко пожал руку сыну. Его серые глаза смотрели на Люция ласково и уверенно. Внезапно он обнял его и прижал к себе:
— Помни, что ты обязан добиться успеха. Тебе оказано большое доверие, и будь достоин его. Я хочу иметь право гордится, своим сыном.
Все еще сильной рукой он слегка толкнул Люция к выходу:
— Иди работай! Я скоро буду у тебя.
Кивнув головой, Мунций ушел в зал заседаний. Люций посмотрел ему вслед: “Он прав, как всегда. Но теперь уже поздно!”.
Выйдя из здания Совета, Люций сел в свой арелет и, ни о чем больше не думая, направил его к дому.
Люций остановился у постели, на которой, вес еще не одетый сидел Волгин, и закончил взволнованно и горячо:
— Вот и вся ваша история, Дмитрий. Совет науки поставил обязательным условием вернуть вам полностью все физические и умственные силы. Мы сделали это. Потребовалось еще четыре года очень напряженного труда. Не раз нам казалось, что все напрасно, что нас ожидает неудача. Не раз мы готовы были отступить перед колоссальными трудностями, которые одна за другой вставали на нашем пути. Но мы искали и применяли все новые и новые способы воздействия, главным образом, на ваш мозг. Вам грозила опасность потери памяти. Мы не хотели этого. Мы твердо решили, что вы очнетесь от смертного сна с той памятью, которой обладали до смерти Наибольшая трудность заключалась именно в этом. И в этом величайшая наша победа. Работая над вами, мы в конце концов полюбили вас, как своего ребенка. Когда казалось, что все напрасной вы никогда не оживете, мы испытывали такое чувство, как будто вы живой человек и должны умереть, и мы прилагали все силы, чтобы спасти вас. Странное это было чувство, обратное тому, что происходило в действительности. Получилось так, что научная проблема отошла для нас на второй план и мы боролись за вашу жизнь, как за жизнь близкого нам человека. Какую радость, ни с чем не сравнимую, доставили вы нам всем, когда приборы впервые показали возникновение мысли в вашем мозгу. Это было полтора года тому на зад Сообщение об этом потрясло весь мир. Это был день, венчающий весь наш труд, так как именно тогда вы стали по-настоящему живым человеком. Смерть была побеждена! С тех пор каждую неделю мы должны были давать подробное сообщение о вашем состоянии. Сколько тревоги и волнений пришлось испытать всему человечеству, когда ваша мысль после короткого периода пробуждения неожиданно опять засыпала. Вся Земля, затаив дыхание, ждала — вернется она или нет. С напряженным вниманием мы следили за медленным процессом победы жизни над смертью. Мы бесконечно счастливы, что вы наконец с нами. Вас любят и ждут во всем мире. Но сомнения, о которых я говорил, еще существуют. Они лежат на мне и на других тяжелым грузом, и только вы сможете снять с нас эту тяжесть. Когда-нибудь, если вы захотите, я расскажу вам все более подробно, но и сейчас вы знаете достаточно. Судите нас!
В продолжение своего длинного рассказа Люций медленно ходил по огромному павильону. Он говорил негромко, но Волгин слышал каждое слово, так обострен был его слух. Необычайное повествование о фантастических событиях, происшедших с ним, Волгин слушал как чудесную сказку, и были моменты, когда он невольно начинал сомневаться: в действительности ли это он слышит или в горячечном бреду. Разум человека двадцатого века с трудом воспринимал такие вещи.
— Я могу прибавить только одно, — сказал Люций. — Я хотел отвезти вас к моему отцу, как это было договорено между нами, и только там рассказать вам всю правду. Но удивительное мужество, с которым вы встретили мое сообщение о том, что вы были мертвы, заставило меня рассказать все сейчас. Это, конечно, гораздо лучше и избавляет вас от многих неожиданностей и бесплодных догадок, которые неизбежно возникнут когда вы выйдете из этого помещения. Теперь вы не будете удивляться, зная, где находитесь. Вы человек с сильным характером, Дмитрий, и я рад, что вы именно такой. Еще раз скажу — вы знаете все. Судите нас!
Волгин молчал.
Люций взглянул на него и поразился выражению лица Волгина. Он понял, что рассказ произвел совсем не то впечатление, которого ожидали он сам, Ио и Мунций. На этом лице, которое он так хорошо знал, до мельчайшей черточки, не было заметно волнения, отчаяния или горя. Оно было очень серьезно и чуточку грустно.
Прошло две—три минуты полного молчания.
Волгин думал о чем-то. Потом он поднял глаза на Люция, стоявшего у постели.
— Вы не обидитесь на меня, — сказал он, — если я попрошу вас сейчас уйти? Я должен остаться один. Мне нужно, как бы это сказать, ну, что ли, переварить ваш рассказ…
Люций молча направился к выходу.
— Подождите минуту, — сказал Волгин. — Я не хочу, чтобы вы мучились ненужными и ошибочными мыслями и опасениями. Насколько я понял, главный вопрос для вас лично заключается в том, что пробуждение, или воскресение от смерти, может стать для меня трагическим по причине того, что все мои друзья и близкие люди давно умерли. Так вот, я хочу вам сказать, что не вижу повода для трагедии. А теперь идите и вернитесь ко мне часа через три. И еще одна просьба. Я хотел бы, чтобы в это время за мной никто не наблюдал. Я знаю, что вы это как-то делаете.
Как всегда, с негромким мелодичным звуком, точно где-то далеко прозвенел звонок, стена раздвинулась перед Люцием, образовала узкий проход и снова сомкнулась, пропустив его.
Волгин остался один.
В том состоянии, в котором он находился, яркий свет был ему неприятен, и, точно подслушав его мысли, свет померк, в павильоне наступил приятный полумрак.
Волгин не обратил на это никакого внимания. Он даже не заметил, что его желание было чудесным образом исполнено. Со вздохом удовлетворения он откинулся на мягкую подушку.
Он был совершенно уверен, что его просьба не наблюдать за ним будет свято исполнена. Впервые он находился в полном одиночестве, а это было как раз то, в чем он остро нуждался после всего, что услышал от Люция.
Мысли и воспоминания нахлынули на него, и, закрыв глаза, Волгин погрузился в прошлое, ища в нем силы для странного и пока еще непонятного настоящего.