Выбрать главу

— Пояс, который ты носишь, — сказал Люций, — просто матерчатый, тогда как наши изготовлены из особой ткани.

— А именно?

— Слышал ты что-нибудь об антигравитации?

— Что-то слышал, только очень давно. Примерно тысячу девятьсот лет тому назад, — засмеялся Волгин.

— Антигравитация, — сказал Люций, — в принципе то же самое, что и антитяготение. Техника использует эту силу повсюду. Например, арелеты. Наука о борьбе с силами тяжести называется гравилогией. И гравилогия полезна не только в технике, но и в медицине. Ты знаешь, конечно, что человек отдыхает лучше всего лёжа. Почему? Потому что тяжесть тела меньше давит на скелет. Самая тяжёлая часть человеческого тела — от пояса и выше. Естественно, возникла мысль об антигравитационных поясах. Грудь, руки, голова весят меньше, когда на человеке такой пояс. Это оказалось очень полезным для здоровья. Можно даже сказать, что внедрение поясов удлинило жизнь человека. Теперь их носят все как обязательную принадлежность костюма.

— Я думал, что это просто мода, — заметил Волгин.

— Эта «мода» держится уже шестьсот лет. И вряд ли когда-нибудь исчезнет. Может быть, найдут способ изготавливать их более узкими.

— А почему Мэри не носит пояса?

— Носит, но под платьем. Так поступают многие женщины.

— Ты тоже можешь носить его под одеждой, — сказал Ио, — Если тебе так больше нравится.

— Я буду одеваться, как все, — ответил Волгин. — Но почему я до сих пор носил матерчатый пояс?

— Потому что твой организм должен был окрепнуть в обычных для тебя условиях.

Верный своему решению, Волгин не спрашивал подробностей о технике антигравитации. Вряд ли ему могли объяснить так, чтобы он понял. Это был очередной непонятный ему факт, и он принял его, как всё остальное. Так было — вот и всё!

В очень древние времена люди воспринимали весь окружающий их мир, на земле и на небе, точно так же, как делал теперь Волгин. Они не понимали явлений и приноравливались к ним как к существующему факту, не доискиваясь объяснений.

Такое сравнение часто приходило в голову Волгину. Его гордость страдала от этого, но надо было терпеть, сейчас он всё равно не мог многого понять.

— Значит, — сказал он, — я уже вполне здоров?

— Да, вполне, — ответил Ио.

— Давайте пояс.

Люций указал на стул возле кровати. Там лежал светло-серый костюм. У Мэри и Владилена были такие же, но темно-синие.

— А почему у меня другой цвет?

— Ты любишь серый, — ответил Люций. — Разве не так?

Это было, разумеется, так. Люди тридцать девятого века всё замечали.

На рубашке блестела Золотая Звезда. По приезде в дом Мунция Волгин снял её и спрятал в ящик ночного столика. Теперь кто-то, вероятно, Люций, счёл нужным прикрепить её снова. Зачем?

— Ты должен явиться перед людьми таким, каким они знают тебя, — пояснил Люций. — Звезда есть только у тебя одного на всей Земле. Ты представитель легендарной плеяды Героев Советского Союза, и не надо стесняться этого. Конечно, ты можешь снять звезду, если хочешь, но я не советую.

— Я буду носить её, — согласился Волгин.

Разговор о звезде снова вызвал давно интересовавшую его мысль — как воспринимают причину присвоения ему звания Героя Советского Союза современные люди? Вражда и ненависть неизвестны им, война отошла в область преданий. Все люди относятся друг к другу как братья. Убить человека — это должно казаться им немыслимым. А ведь он, Волгин, уничтожил свыше четырёхсот человек! Способны ли Люций, Ио, Мэри понять суровую необходимость, руководившую им?

— Я давно хотел спросить вас, — сказал он, — не кажется ли вам чудовищной причина награждения меня этой звездой?

— Чудовищной? — удивился Ио. — Нет, нисколько. Великая Отечественная война первого века коммунистической эры была для твоей страны справедливым делом. И она имела громадное значение для всей последующей истории человечества. Мы знаем и понимаем всё, что произошло тогда. Ты и многие другие кроме тебя, весь ваш народ не по своей воле взялись за оружие. У вас не было иного выхода, как только уничтожать захватчиков. И человек, принимавший участие, притом очень активное, в этой войне нам ещё дороже.

— В том, что ты именно такой человек, — прибавил Люций, — нам повезло.

— Ну, со мной-то вам не особенно повезло, — улыбнулся Волгин. — Было бы куда лучше, если бы на моём месте оказался какой-нибудь учёный.

— Одевайся же! — сказал Люций. — Мэри и Владилен ждут тебя.

Волгин быстро оделся. Взяв в руки пояс, который, как ему только что сказали, был антигравитационным, он удивился, что не чувствует стремления этого куска материи подняться вверх. Ведь пояс должен был отталкиваться от земли, а не притягиваться к ней?…

— Почему он не улетает, — спросил Волгин, — когда не надет на человека?

— Потому что цепь не замкнута, — ответил Люций. Он взял из рук Волгина пояс и застегнул. Пояс рванулся вверх, но Люций не выпускал его. Было ясно, что предоставленный самому себе кусок материи мгновенно оказался бы у потолка.

— Никогда не застёгивай его, когда снимешь с себя, — сказал Люций.

Разъединив концы пояса, он протянул его Волгину.

— А это не страшно?

Ио и Люций засмеялись.

— Ты будешь чувствовать себя необычайно легко, — сказал Ио, — но быстро привыкнешь. Ты увидишь, что усталость будет наступать гораздо реже.

Пересилив невольный страх, Волгин застегнул на себе пояс.

Как только он это сделал, чувство поразительной лёгкости овладело им. Пояс ощутимо поднимал его над землёй, но не настолько, чтобы ноги отделились от пола. Руки как будто потеряли вес.

В этот момент он понял причину удивлявшей его лёгкости, с какой ходили все вокруг него. До этого он никак не мог понять, как могут люди такого высокого роста и, следовательно, большого веса передвигаться, точно земля не притягивает их.

— Мне кажется, — сказал он, — что я сейчас подпрыгну до потолка.

— Нет, — серьёзно ответил Ио. — Пояс уменьшает вес верхней части твоего тела в два раза. Некоторые люди носят пояса с коэффициентом действия один — три, один — четыре и даже один — пять. Но для начала тебе достаточно и двойного.

— А как отражается ношение пояса на работе внутренних органов тела, например, сердца?

— Только положительно. Сердцу гораздо легче. Без этих поясов нашей науке трудней было бы добиться двухсотлетней жизни для человека.

Они вернулись в столовую. Волгину казалось, что он на каждом шагу подпрыгивает, и он спросил Владилена, так ли это.

— Ничуть, — ответил тот. — Ты ходишь, как все.

2

Арелет приближался к Ленинграду.

С волнением всматривался Волгин сквозь прозрачную стенку машины в подёрнутую туманной дымкой даль горизонта.

В прежней жизни много раз случалось ему подъезжать к родному городу на поезде, подлетать на самолёте, и всегда он испытывал волнение. Так было и сейчас, только неизмеримо сильнее.

Великий город всегда казался Волгину отличным от других городов на Земле.

Город Ленина! Колыбель Октябрьской революции! Как близки и понятны были Волгину эти слова…

Понимают ли значение Ленинграда современные люди? Что говорит их сердцу это гордое слово?

Может быть, для них город на Неве ничем не отличается от других? Может быть, два тысячелетия изгладили воспоминания, такие свежие для Волгина?…

Нет, это было не так!

Волгин услышал, как Мэри сказала Владилену:

— Уже давно я не бывала здесь. Не правда ли, когда подлетаешь к Ленинграду, испытываешь особое чувство.

— Да, — ответил Владилен. — И это вполне понятно. Именно здесь был заложен фундамент истории человечества.

— Последних двух тысячелетий.

— О! Всё, что было до Великой революции, кажется мне сплошным мраком. Здесь зажёгся первый луч света.

— И как ярко этот свет разгорелся теперь, — добавил Волгин. Он понял, что люди ничего не забыли. Человечество свято хранило память о славном прошлом, и благодарность к тем, кто создавал и строил прекрасный мир, в котором они жили, не угасала. Он и оба его спутника испытывали те же чувства, различавшиеся только неизбежным масштабом времени. Для них это была история, незабываемая и волнующая. Для него — вчерашний день жизни.