— Нет, я сказал как раз то, что нужно. Именно пройтись. Пешком.
— Я с удовольствием. А кто ещё?
Вопрос был вполне обоснован. Если раньше всюду отправлялись вместе, то после возвращения космонавтов в Ленинград их компактная группа распалась. Было неудобно летать на большом арелете, его заменили тремя маленькими, более подвижными и манёвренными. А затем, незаметно и естественно, проявилась разница вкусов и характеров. Экскурсии как-то само собой стали проводиться в различные места, и пятнадцать человек собирались вместе только по вечерам, когда возвращались домой.
Второв, Котов и Фёдоров, хорошо знавшие несколько старых языков, могли уже вполне сносно объясняться на современном и почти не нуждались в услугах Волгина. Арелетом научились управлять все.
Маршруты поездок намечались накануне, и экипажи трёх арелетов менялись каждый день, но чаще всего с Волгиным отправлялись Второв, Крижевский и, конечно, Владилен и Виктор Озеров.
Неразлучные друг с другом Мэри и Мельникова только один раз были в поездке вместе с Волгиным. Мария Александровна продолжала избегать общества Дмитрия, к его немалому огорчению: ему хотелось видеть её постоянно. А Виктор не желал расставаться с ним даже ради Ксении Станиславской.
Болезнь молодого штурмана в какой-то мере ослабла, но не прошла. Присутствие Волгина на Земле сослужило хорошую службу — Озеров оживился, у него появился интерес к современности, но, как говорила Мельникова, где-то внутри продолжала гнездиться тоска, и она должна была рано или поздно проявиться. Сергей соглашался с её мнением.
Но пока всё шло хорошо.
Предложение Волгина слетать на Марс и познакомиться с фаэтонцами было принято, против ожиданий, далеко не всеми. Больше половины космонавтов наотрез отказались.
— Я по горло сыта космическим полётом, — заявила Ксения Станиславская.
К её словам присоединились ещё шестеро. Только Второв, Котов, Крижевский и Мельникова согласились сразу и даже с радостью. Виктор Озеров не сказал ни да ни нет. Ему явно хотелось лететь с Волгиным, но Ксения оставалась, и Виктор колебался. Волгин, впрочем, был совершенно уверен, что Озеров не полетит на Марс.
— Ну что ж! — сказал он, когда выяснилось отношение к его предложению. — Полетим всемером. Это не займёт много времени.
— Кого вы имеете в виду? — спросил Второв.
— Вас четверых, Владилена и Мэри. Раз летит Мария, полетит и Мэри, я полагаю.
— Да, их теперь водой не разольёшь.
Путешествие по Земле снова отложили. Но торопиться не было никакой необходимости. Остающиеся на Земле решили ждать товарищей в Ленинграде.
Владилен связался с дежурным по космодрому, и ему сообщили, что семь мест будут оставлены в ракетоплане, отлетающем на Марс четвёртого октября.
Узнав об этом, Озеров обиделся.
— Ты даже не счёл нужным узнать моё решение, — сказал он Волгину.
— Зачем, если оно и так ясно.
— Тебе ясно…
— И тебе тоже, — перебил Волгин. — Сознайся!
Виктор недовольно поморщился, но ничего не ответил. Волгин рассмеялся.
— Вот видишь, — сказал он.
— Сколько времени займёт ваш полёт?
— Не более одной недели.
— Ну, это не так страшно. Ладно, я останусь.
Всё время стояла прекрасная погода. Они знали, что это делается для них, — Ленинград освежался дождём по ночам. И пользуясь этим, космонавты и Волгин каждый день предпринимали поездки с познавательными целями. Они побывали в окрестностях города, в радиусе до трёхсот километров, осмотрели все знакомые им места, посетили Ладожское озеро и Кронштадт. Но самый город всё ещё был им, в сущности, незнаком. И Волгин сразу понял, что приглашение Второва пройтись, переданное ему Виктором, имеет целью увидеть наконец новый Ленинград вблизи, а не с воздуха.
— Кто ещё? — спросил Волгин.
— Пойдут все.
— Я готов.
— Сразу после завтрака. Вернёмся вечером.
И это не могло удивить Волгина. Уйти из дому на весь день было в девятом веке совсем просто. Погода не грозила неприятными сюрпризами, голод можно было утолить в любой автоматической столовой, бояться утомления не приходилось. Антигравитационный пояс избавлял человека от усталости. И даже если бы экскурсанты зашли слишком далеко, они могли в любой момент вызвать дежурный арелет и вернуться на нём домой.
Космонавты надели пояса сразу по приезде в Ленинград. Как со всем, что их окружало, они освоились с поясами удивительно быстро. Все носили современные костюмы. А Станиславская и волосы причёсывала по-современному. Мельникова поступила бы так же, хотя бы из чувства дружбы, но её причёска и так очень напоминала причёску Мэри, и кроме того, она знала, что её золотистые волосы, свободно падающие на плечи, идут ей.
— Куда мы пойдём? — спросил Волгин, когда все собрались на веранде.
— Куда глаза глядят, — пошутил Второв. — Не всё ли равно? Выйдем из дому и пойдём, например, направо.
— Или налево, — добавил Всеволод Крижевский.
— Или налево…
По совету Владилена повернули направо.
На улицах было много народа. Привыкнув к арелету, Волгин думал, что современные люди редко ходят пешком, но увидел, что ошибся. Пешеходов было нисколько не меньше, чем в его время.
Волгина и космонавтов узнавали сразу, это было видно по взглядам, но никто почему-то не приветствовал их. Такое поведение людей удивило всех космонавтов, и Второв в шутливом тоне спросил, почему жители города игнорируют гостей.
— Это не так, — ответила Мэри (Волгин переводил её слова). — Но если каждый встречный станет здороваться с вами, то отвечать на приветствия будет очень утомительно. Они это хорошо понимают.
— Прямо военная дисциплинированность, — пошутил Второв. Только Волгин нисколько не удивился. Он лучше друзей знал чуткость и деликатность своих новых современников. Все они думали так, как думала Мэри. И не нужно было предварительных распоряжений, как предполагал Второв, каждый сам понимал, как вести себя.
Снизу, с земли, внешний вид города был совсем другим, чем сверху, из арелета. Дома были почти не видны, их закрывали росшие перед фасадами густые деревья. Улица напоминала сад. Впечатление усугублялось полным отсутствием каких-либо оград.
Тротуары, очень широкие, состояли из разного цвета параллельных полос, движущихся с различной скоростью. Самая быстрая шла посередине, к краям тротуара скорость замедлялась, а самые крайние были неподвижны. Космонавты выбрали крайнюю правую полосу.
Средняя часть улицы — проезжая — была сравнительно узкой, над ней на разной высоте плыли арелеты разных расцветок.
У самого тротуара, почти касаясь земли, медленно двигались длинные прозрачные арелеты, сделанные словно из тончайшего стекла. Иногда они были совершенно пустыми, без единого человека внутри, что указывало на автоматическое управление. Мягкие кресла в них тоже были прозрачны и плохо различимы.
Какой-то человек подошёл к краю тротуара и поднял руку. Арелет остановился, человек вошёл, и машина двинулась вперёд.
— Вероятно это современные троллейбусы, — сказал Котов. Владилен подтвердил догадку.
— Это маршрутные, — сказал он.
— А как определить, куда он идёт?
— Летит, — поправил Крижевский.
— Посмотрите внимательнее, — ответил Владилен. — Впереди машины есть номер.
Улица оканчивалась огромной площадью. Во все стороны от неё радиально расходились другие улицы. Высоко вверху виднелся исполинский мост и ветвь спиральной дороги. По ней часто мелькали серебристые поезда, идущие с огромной скоростью. На середине площади памятник — фигура человека в костюме космонавта, почти касающаяся арки моста.
— Перед тобой, Мария, памятник твоему деду — Борису Мельникову, одному из первых звездоплавателей Земли, — сказала Мэри.
К удивлению Волгина, Мельникова не просила перевода, видимо, она поняла подругу.
«Так и есть, — подумал Волгин. — Она родственница, а не однофамилица того Мельникова, о котором я читал в «Пятой планете». Остаётся узнать про Второва».