«И нам, конечно, лгут, что там тяжелый труд. Кино — волшебный сон. Сладкий сон», — пропел я про себя, когда вся съёмочная группа вернулась в павильон. Георгия Штиля просто трясло от злости. Зато когда главный режиссёр скомандовал: «Камера, мотор», всё стало на свои места.
— Кто сшил этот костюм, кто это сделал? — произнёс Леонид Быков с виноватой и извиняющейся интонацией. — Я не буду драться, не буду кричать, я только хочу в глаза его честные посмотреть.
— Мы! — весело и дружно гаркнули семь наших техников и осветителей, которые в данный момент изображали портных.
— Я вам сейчас всё объясню, — нагло выскочил вперёд Гера Штиль, глазки которого забегали, словно у вора карманника. — У нас, товарищ, узкая специализация. Один пришивает карман, другой проймочку, я лично пришиваю пуговицы, — актёр забавно щёлкнул языком. — К пуговицам претензии есть? — наехал он на Быкова, который отступив на один шаг пролепетал:
— Нет, пришиты насмерть, не оторвёшь. — Леонид Федорович разволновался, стер пот сверхдлинным рукавом со лба и несмело спросил, — я знать хочу, кто сшил костюм? Кто от штанов мне рукава пришпандорил? — Быков приподнял руки, с которых свисали эти длиннющие рукава, словно нищий просящий подачку.
— Вы скажите спасибо, что мы к ширинке рукав не пришпандорили! — браво отчеканил свою реплику здоровяк Андрюха, мой знакомый техник из общежития.
— Ха-ха-ха! — загоготали разом все «семь богатырей».
— И я бы, товарищ, на вашем месте не жаловался, а рукава бы эти самые закатал. — Актёр Штиль подошёл к перепуганному Быкову вплотную, ещё раз щелкнул языком и добавил, — сейчас так носят, чувак.
— Это вы молодцы, это вы хорошо устроились, — сказал Леонид Быков, снова стерев рукавом пот со лба.
Затем на пять секунд все в студии замерли, затихли и лишь когда главный актёр и режиссёр произнёс волшебные слова: «стоп, снято!», раздались громкие и продолжительные аплодисменты. Может быть, они были чуть короче, чем Никите Хрущеву на очередном съезде депутатов Верховного Совета, но вполне сопоставимые.
— Эй, парень, это ты — Феллини? — спросили меня чуть ли не хором три странных мужичка, которые появились в павильоне, наплевав на объявление, что вход закрыт, тишина, идёт съемка.
— Аха, он самый, — хмыкнул я. — Проездом с Московского кинофестиваля на Канский киношный междусобойчик. В золотой пальмовой ветви оказалось слишком мало золото, нужно срочно обменять.
— Ты смотри, он ещё и шутит, — сказал первый мужчина.
— Тебе кто позволил переписывать наш сценарий? — спросил второй.
— Да, за это можно и ответить, — поддакнул третий.
«Так это авторы сценария пожаловали: Гиндин, Рябки и Рыжов, — догадался я. — Если в сцене с костюмом один пришивал пуговицы, другой карманы, то эти тоже писали согласно узкой специализации. Один расставлял запятые, другой — другие знаки препинания, а третий, я полагаю, буквы составлял в слова и предложения».
— Переписывать некачественные диалоги — это нормальная мировая практика, — пошёл я на примирение, так как скандалы не любил с детства. — Так поступают, начиная от американского Голливуда и кончая индийским Болливудом.
— А если мы тебе сейчас шею намылим за некачественные диалоги? — наехал на меня первый.
— Как это принято в Голливуде и в индийском Болливуде, — съязвил второй.
— Так вы — писатели или банщики, я что-то не улавливаю? Точнее постепенно начинаю понимать, — ответил я.
— Сейчас узнаешь, — полез в бутылку первый мужик, который, наверное, в писательском трио был лидером.
— Товарищи, не советую ему мылить шею, — сказал, проходя мимо, техник-здоровяк Андрюха, который в данный момент сматывал провода. — Один вчера в общежитие рискнул, теперь в больнице лежит, мозг лечит от сотрясения.
— Да, чё с ним говорить, — пискнул третий писатель. — Не видите, рожа какая? Это бесполезно. Пошли к режиссёру.
— Граждане креаторы, предупреждаю, — я показал мужичкам свой высокохудожественный и выразительный кулак, — если вы сейчас огорчите Леонида Фёдоровича, то я тогда сам намылю ваши шеи.
— В каком смысле? — опешил второй писатель.
— В смысле не мылом, а кое-чем иным, — пояснил я.
— Тогда поговорим в другом месте и в другое время, — прошипел первый, то есть лидер этого творческого трио.
— Да, встретимся на худсовете, — поддакнул третий.