Затем девушка присела на край стола и красивым меццо-сопрано запела:
Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,
Не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит.
Может быть, хочу улететь я с тобой,
Желтой осенней листвой, птицей за синей мечтой.
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…
А после одного куплета и припева, который народ в зале прослушал в полной тишине, на экране зашумел Невский проспект.
— Надо было песню оставить целиком, — шепнула Нонна и ткнула меня локотком в бок.
— Помилуй, родная, это же детектив, а не мюзикл, — прошептал я в ответ, а сам подумал, что потом, при финальной озвучке картины, на ещё один куплет песни вполне можно намонтировать красивые планы Ленинграда.
Но пока зрители увидели лишь то, как следователь прокуратуры едет в троллейбусе по Невскому. И вдруг троллейбус притормозил напротив горбатого запорожца, рядом с которым продавали джинсы маде ин Одесса фарцовщик Косой и агент ГКБ под прикрытием по кличке Кот. Нонна-Анастасия улыбнулась, увидев актёра Льва Прыгунова, а тот, заметив девушку, незаметно помахал в ответ. Примерно так же как это исполнил герой Николая Рыбникова в финале кинофильма «Весна на Заречной улице», который сначала рукой пригладил за ухом волосы, а затем махнул одной ладонью.
«Вот в чём суровая правда, — подумал я, — жизнь проносится мимо, а фарцовщики стоят на обочине и торгуют ширпотребом».
На этом короткий лирический эпизод закончился, оставив зрителям пищу для сплетен и размышлений, у кого с кем на съёмках закрутился роман, и кто с кем затем по сюжету будет строить крепкую советскую ячейку общества. А в кадре вновь появился Русский музей, где сперва по картинной галерее прошли туристы в сопровождении экскурсовода, а потом в директорском кабинете на крупном плане появилась фотография директрисы, её мужа и девочки примерно семи лет.
— Я решительно не понимаю, что ещё вы хотите услышать от меня? — выпалила своим неповторимым пискляво-нервным голосом Людмила Гурченко, которая в детективе играла эту самую директрису Наталью Суркову. — Да, мы с мужем копим на автомобиль. Это нашими советскими законами не запрещено.
— А ваш муж часто бывает у вас на работе? — очень спокойно произнесла Нонна-Анастасия и взяла в руки семейную фотографию гражданки Сурковой.
— Не помню, может быть пару раз и бывал. Вы подозреваете моего мужа⁈ — тут же буквально взорвалась Гурченко-Суркова. — Вы там совсем с ума сошли? Он — серьезный человек! Он занимается научной работой!
— Ясно, — вновь очень спокойно сказала «следачка» Абдулова. — В таком случае, ваш муж вне подозрения. Вычёркиваем.
И Нонна-Анастасия поставила фотографию на место. После чего на экране появился злосчастный 14-ый зал музея, где Анна Сергеевна Казанцева, переодетая под иностранку, стоя практически неподвижно, рассматривала картину Карла Брюллова «Распятие». Мимо неё прошли две организованные группы туристов, затем несколько других посетителей музея. А старшая сестра Казановы, сделав пару шагов назад, вновь вернулась на прежнее место.
А тем временем самый красивый в СССР следователь прокуратуры заглянул в реставрационную мастерскую. К своему удивлению Нонна-Анастасия застала реставратора Дьячкова, которого играл Георгий Штиль, около мольберта. Перед съёмками на холсте наш декоратор стремительно набросал с десяток ярких цветовых пятен, и лишь потом кисточку в руки взял актёр Штиль.
— Любопытное полотно, — пролепетала «следачка» Абдулова.
— Замечательная работа, — задумчиво с видом большого знатока живописи поддакнул реставратор Дьячков. — Правда, не все понимают и принимают такой вид живописи. Но я вас уверяю, за импрессионизмом будущее.
— Вы полагаете? — немного опешила девушка из «органов».
— Уверен, — утвердительно кивнул Штиль-Дьячков и пару раз мазнул кистью наугад. — Такое искусство развивает в зрителе воображение, импрессионизм заставляет ум человека работать. Вот что вы сейчас видите на холсте?
— Ээээ, кошка играет с котёнком, — так же наугад произнесла Нонна-Анастасия.
— Кхе, это натюрморт, — неожиданно обиделся реставратор.
— Очень может быть. В музее поговаривают, что у вас есть денежные долги, — «следачка» перевела взгляд с картины на гражданина Дьячкова, который пока по делу проходил свидетелем.