— А неплохие фильмы заявлены в программу: «Живые и мёртвые», «Тишина», «Живёт такой парень». Кстати, это дебют Василия Шукшина.
— Ты с ним знаком? — спросила Нонна Новосядлова.
— Никогда не видел, зато много слышал.
— А я слышала, что лучше один раз увидеть, — улыбнулась актриса.
Я тихо хохотнул и, взяв девушку под руку, направился к лестнице, ведущей на третий этаж. И тут, словно из-под земли вырос дядя Йося Шурухт. Он уже четыре дня осаждал меня, как средневековую крепость, и буквально требовал записи нового миньона. Кстати, наша первая мини-пластиночка разлеталась по всему необъятному СССР огромными тиражами. По слухам, которые мне сообщил Эдуард Хиль, песни: «Королева красоты» и «Любовь настала» крутили даже в соседней Польше. Какой-то друг ему рассказал, что слышал нашу музыку в Варшаве. К сожалению, деньги с этого многомиллионного бизнеса пролетали мимо моего кармана. Моей интеллектуальной собственностью распоряжался кто угодно, но не я сам.
— Когда будем писать новые песни? — зашипел дядя Йося, встав на моём пути.
— Этот вопрос будем решать завтра, — буркнул я и, отодвинув навязчивого делового дальнего родственника, продолжил с Нонной путь в сторону кафе.
— Ты мне это говорил ещё вчера, — увязался он следом за нами.
— И позавчера, и три дня назад, — я остановился около лестницы и, два раза стукнув себя кулаком в грудь, добавил, — пока бьётся это неравнодушное сердце — склероз не пройдёт.
— Ну, допустим, значит, завтра скажешь точно? — дядя Йося больно ущипнул меня за руку.
— Завтра скажу точно, но если буду уверен на все сто процентов, — хмыкнул я, смахивая ладонь дальнего родственника.
— Издеваешься? — криво усмехнулся он.
— И в мыслях не было, — соврал я. — Просто я — пламенный борец за стабильность.
— И поэтому ты мне, старику, стабильно обещаешь каждый день одно и то же, так? — дядя Йося держался из последних сил, чтобы не устроить скандал.
— Между прочим, на востоке, где верят в переселение души, есть такое старое проклятие: «Чтоб жить тебе в эпоху перемен», — сказала Нонна. — Но вы, Иосиф Федорович, не расстраиваетесь, как только появится гонорар за первую пластинку, мы тут же запишем вторую.
— Вот, — я многозначительно поднял указательный палец вверх, — устами красавицы глаголет истина.
— Я же сказал ещё вчера, что деньги скоро будут переведены на книжку, — обиженно проблеял дядя Йося Шурухт.
— Чтоб я так жил в эпоху перемен, — пробормотал я, когда спустя 15 минут в обществе Нонны Новосядловой и дяди Йоси Шурухта поднялся на четвёртый этаж к своему временному кабинету.
Дверь в мой «киношный командный пункт» была распахнута настежь, а внутри уже кипело бурное обсуждение: актёры будущего детектива громко спорили о том персонаже, который украл картину. Но не это вызвало у меня состояние близкое к параличу лицевых мышц. С дверью всё было ясно — её открыл ассистент Генка Петров. А вот к группе творческих товарищей в количестве четырёх человек, которые в данный момент курили в коридоре около открытого окна, один животрепещущий вопрос наклёвывался. Так как в компании Олега Видова, Льва Прыгунова и некурящего Савелия Крамарова дымил папироской молоденький Владимир Высоцкий. «Что за прикол? — подумал я. — Владимира Семёновича, я на роль не приглашал».
— О, товарищ режиссёр! — обрадовался моему появлению Савелий Крамаров, — здравствуйте, ха-ха. Я тут, вот, это, кхе.
Крамаров покосился на Высоцкого, с которым они на днях начинали съёмки в Юрмале. И хоть картина под названием «На завтрашней улице» была о строительстве сибирской электростанции, режиссёр «Мосфильма» Фёдор Филиппов подходящую натуру для съёмок нашёл только на берегу Рижского залива. Море, солнце, благоустроенная гостиница, «Рижский бальзам» и красивые девушки оказались гораздо приятней, чем мошкара, комары и вагончики с туалетом в маленьком покосившемся деревянном домике.
— Привет, Сава! Как народная слава? — захихикала Нонна Новосядлова.
— Да ну их всех! — отмахнулся Савелий. — На улицу уже спокойно выйти нельзя. Как увидят, так со всех сторон орут: «Привет, Косой!». А один тип в ресторане подбежал и давай обниматься: «Федя! Косой! Кореш! Помнишь, как мы с тобой в Магадане чалились?». А я ему: «Помню, только забыл, упал недавно в поезде со второй полки». А он мне: «Погоди, сейчас у лабухов нашу закажу, пионерлагерную». Жизни ведь никакой не стало, — пожаловался он мне и вновь искоса одни глазом посмотрел на Владимира Высоцкого.