«Коридор какой-то невыразительный, неживой, — подумал я, пока мы топали в кабинет оперативников, — придётся задействовать реальные коридоры „Ленфильма“. Да и здесь все стены нужно будет украсить наглядной агитацией. Например, плакатами: „Ты — написал чистосердечное признание?“ или „Болтун — находка для эстрады“ и „Сегодня пьян и завтра пьян, а в результате по посадкам сорван план“. И ещё что-нибудь о правилах дорожного движения. Что-нибудь такое: „Соблюдай дистанцию, а то поцелуемся“. Хотя у нас цензура без чувства юмора, лучше повесить графики раскрываемости преступлений: и бессмысленно, и полезно».
— Ой, ёёё? — крякнул я, когда мы вошли в кабинет оперов, так как в лицевую стену товарищи строители вместо стандартного большого окна впендюрили окно с балконной дверью. — Это кто же до такого додумался? Вы бы ещё сюда панорамное окно с видом на Нью-Йорк пришпандорили. Капитан Ларин откидывает полог, а там сияет огнями неоновой рекламы Бродвей.
— А я может быть, в милиции за всю жизнь никогда не был, — обиделся бригадир. — Что теперь, переделывать?
— Зачем переделывать? — прошипел я, стараясь изо всех сил в голос не заржать. — Тащи топор, я сейчас сам эту стену на щепки разнесу. Кто у меня сегодня хотел ящик коньяка за перевыполнение пятилетнего плана⁈
На этих словах в кабинет оперативных работников милиции заглянули любопытные лица рабочих-универсалов.
— Значит так! — рявкнул я на работяг. — За эти художества, за этот импрессионизм на рабочем месте, коньяк незаметно превращается в один очень слабоалкогольный напиток, в кефир. Где топор? Где топорище и колун⁈ — прокричал я и в поисках какой-нибудь монтировки или ещё какой-нибудь мощной железяки ринулся из кабинета оперов в коридор, где лежали разные инструменты.
Перепугавшийся бригадир рванул следом и как правильный хороший начальник запричитал:
— Слушай, Феллини, не дури. Зачем же в щепки ломать? Ребята честно отпахали. Мы стенку и подоконник немного нарастим, зашпаклюем, и никто ничего не заметит. Да постой ты! — гаркнул он, когда я схватил двумя руками тяжёлую кувалду.
«Ладно, пошутили, пошумели и хватит, — улыбнулся я про себя. — Парни на самом деле поработали на совесть. Но спектакль нужно доиграть до конца, чтоб в следующий раз головой соображали, а не другим местом».
— Хорошо, ломать стенку не буду, — я опустил «стальной ударный инструмент» на пол. — Значит, шпаклевать стены будете тоже вы?
— Ясное дело, мы же универсалы, — пробурчал бригадир.
— Тогда, чтоб к 8-у июля закончили шпаклёвку, шалопаи, — я погрозил кулаком всей бригаде.
— А коньяк? — спросил меня кто-то из-за спин «горестроителей».
— Выдам три бутылки, остальное пол литражу получите кефиром, — ответил я. — И, кстати, балконную дверь можно не заделывать. Мы её на съёмках длинной шторой завесим. Вот так, товарищи Сизифы.
«Владимир Высоцкий без гитары — это всё равно, что брачная ночь без невесты», — улыбнулся я, когда вошёл в собственный кабинет. Актёры, по всей видимости, уже обсудили сотрудников правоохранительных органов и сейчас они пили кофе и слушали, как Владимир Семёнович своим хриплым баритоном ведёт сказ про того, кто с нею раньше был.
Но тот, кто раньше с нею был,
Меня, как видно, не забыл,
И как-то в осень, и как-то в осень
Иду с дружком, гляжу — стоят.
Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд —
Их было восемь.
Высоцкий допел куплет, краем глаза заметил моё появление и, дважды рубанув по струнам, сказал:
— Товарищ режиссёр, у нас в 13-ом эпизоде идёт задержание банды вора-рецидивиста Кумарина. Сначала камера показывает, как мы, воры и бандиты, сидим в хате и выпиваем. А давайте я там спою?
— Ну, не знаю, — протянул я, хотя идея мне сразу понравилась, так как песня Высоцкого привносила в эпизод дополнительный драматизм.
Я моментально представил, как сначала зритель прослушает пару хороших куплетов песни, проникнется к ворам некой симпатией и уважением, а потом, когда мои опера начнут с бандитами драться, в душе человека, пришедшего в кинозал, возникнет самый настоящий эмоциональный всплеск. Случится то, ради чего люди слушают сказки, читают книги и смотрят кино.
— Феллини, это же гениально! — загудел актёр Станислав Чекан, который в моём детективе играл роль авторитетного вора Владимира Кумарина, по кличке Кум. — Ты только представь: стол, закуска, грибочки, лучок, банка самогона, тут мужики из моей банды сидят, пригорюнились, тут девочки присели, призадумались. А тут Володя поёт: «И тот, кто раньше с нею был, он мне грубил, он мне грозил». А я такой хлобысь рукой по столу. Выпил стакан, встал и толкнул твой монолог про воровскую жизнь о том, что власть над простым народом глумиться, обманывает его, обирает, рвёт из него последние жилы и при каждом удобном случае втаптывает в грязь, и только мы, воры, живём как свободные люди. Мне кажется — это гениально.