— Маэстро, я неделю назад из командировки приехал в отпуск, сыграй нашу, пионерлагерную. Ха-ха! — издал короткий смешок Федя Косой, сунул десять рублей в раструб саксофона и начался дикий танец.
С этим эпизодом на монтаже я промучился больше всего, потому что делал очень короткие монтажные склейки. Вот в кадре появилось на крупном плане комичное лицо Крамарова, затем замелькали ноги киноактёра, выделывающие что-то среднее между твистом и рок-н-ролом. Потом на четыре секунды я показал музыкантов и Эдуарда Хиля, певшего: «вода-вода, кругом вода». Следом пошёл танцпол ресторана общим планом. И в этот момент, за отжигающим в танце Федей Косым, совершенно случайно попали в кадр посторонние посетители, которые были немного навеселе и тоже решили поразвлечься. А чего стесняться? Подумаешь, снимается какое-то кино. Я их специально не вырезал, с выпивохами эпизод получился гораздо смешнее.
Следующим кадром я пристыковал крупное лицо красавицы Нонны, которая, сидя за столом, смотрела на всё это танцевальное безобразие и загадочно улыбалась. А дальше, отыграв один куплет и припев, барабанщик на ударных выдал барабанную сбивку: «Ту-ту-ту, бац!». И довольный собой и немного уставший, Федя Косой плюхнулся за столик, где его уже поджидал официант, в исполнении Леонида Быкова.
— 144 рубля? — удивлённо вскрикнул Крамаров-Косой, увидев принесённый счёт. — Откуда взялись такие цены, дядя? Что это за цифры такие подозрительные?
— Довожу до вашего сведения, молодой человек, что 144 — это статья УК РСФСР, — усмехнулся Быков.
— Вы обвиняетесь в краже вещей гражданки Никаноровой, — Нонна показала Феде красные корочки, в которые Крамаров буквально упёрся взглядом.
В этот момент в кинозале народ как-то резко перестал улыбаться. Но когда Федя Косой, кинувшись наутёк, выбежал из кадра, а затем через секунду его кто-то силой вернул в согнутом виде обратно, зрители вновь громко захохотали. Ведь лицо Савелия Викторовича мало того что было удивлённым и смешным, в его глазах застыл страх, обида и внезапная растерянность.
— Спокойно, гражданин Косой, здесь кругом наши люди, — произнёс Леонид Быков и кивнул музыкантам головой.
— Гениальный актёр, — кто-то громко пробурчал в зале.
А Эдуард Хиль и его музыкальная группа на сцене запели: «Наша служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна». И хоть музыкальный фрагмент продлился всего один куплет, я отметил про себя, что внимание зрителей вновь пошло на спад. Зато когда на экране появились, сидящие в тюрьме актёры Смирнов и Крамаров, народ вновь захихикал.
— Враньё. Так не бывает, — протянул дядя Лёша Смирнов.
— Какое враньё? Век воли не видать! — возразил Крамаров под оглушительный хохот собравшихся на просмотр моих коллег.
«Всё! Кина не будет. Электричество кончилось», — буркнул я про себя, когда появился финальный титр: «Конец». В зале включили свет. Директор киностудии «Ленфильм», товарищ Киселёв, с вопросительным видом обвёл задние ряды, как бы спрашивая: «ну, как вам эта ерунда, сделанная на коленке за один день?». И тут кто-то с самой галёрки гаркнул:
— Включай по второму разу! Что-то как-то пока не понятно!
— Правильно! — поддержали этого товарища техники, которые рядом со мной ржали весь фильм, и часть слов главных героев элементарно не слышали.
— Слушай, Феллини, это что-то с чем-то, — зашептал, пожимая мне руку, мой армейский дружок Генка. — Признаюсь честно, не ожидал.
— Да, Геннадий, кино — это тебе не мелочь по карманам тырить, — хохотнул я и вышел из просмотрового кинозала в коридор, потому что мне всё стало окончательно ясно: «если простые техники мою работу оценили по высшему разряду, значит, короткометражка без сомнений пойдёт в широкие народные массы».
Вдруг следом из дверей кинозала показался директор «Ленфильма» Илья Николаевич Киселёв. Невысокий, полненький, кучерявый 50-летний мужчина, который пять лет отсидел в «Каргопольлаге», глянул на меня как на «неведому зверушку». «Понимаю, я бы тоже сильно удивился, если бы молодой парень без профильного образования за один день снял такую вещицу», — подумалось мне.
— Что же мне с тобой делать, Феллини? — пролепетал он, почесав свой мощный затылок.
— Если можно — выпишите премию, если нет, то дайте «засраку», то есть заслуженного работника культуры, — коротко и внятно ответил я.
— Нет такого звания, как твой «засрака», — проворчал Илья Николаевич. — В субботу вместе поедем в Москву, покажем твою фильму и будем думать дальше, как нам жить?