— Какую ещё справку? — вяло улыбнулся хулиган.
— Такую, что ты начал лечение от скудоумия! — выпалил Казанова и постучал кулаком себя по голове.
— От нарколога справку. Что тебе ещё объяснить? — хмыкнул Волков и вместе с Казанцевым пошёл дальше по коридору в сторону своего кабинета.
— Спасибо, Владимир Сергеевич, я в долгу не останусь! — закричал вслед задержанный хулиган, прижавшись лицом к решётке. — Мне в тюрьму нельзя! У меня трое детей! У меня руки из золота! У меня грамота есть от профкома!
А тем временем в просторном кабинете оперативников сотрудник патрульно-постовой службы, которого играл мой друг Генка Петров, стоял, переминаясь с ноги на ногу, рядом со «следачкой» из прокуратуры. Анастасия Абдулова что-то рисовала на листе бумаги, и за этим процессом молча наблюдали капитан Андрей Ларин и подполковник Юрий Александрович Петренко. В дверь вошли Володя Казанцев и Слава Волков и, тихо козырнув старшему по званию, также присоединились к безмолвным зрителям.
— Кто это? — шёпотом спросил Казанцев у Ларина.
— Пэпээсник, — тихо пробурчал Пороховщиков-Ларин. — В тот день, когда украли картину, он с напарником около 11-и часов вечера в Михайловском саду встретил странного гражданина, который нёс тубус, якобы с инженерными чертежами.
— А ведь по времени совпадает, — зашептал Волков. — Музейщики закончили работу как раз в 10.30.
— Совпадать-то совпадает, только странно всё это, — с задумчивостью протянул капитан Андрей Ларин. — Предполагаемый преступник сам подошёл к постовым, как будто бы намеренно хотел засветиться. Вопрос — зачем?
— Не мудри, Андрей, всё гораздо проще, — усмехнулся Казанова. — Преступник увидел пэпээсников, и чтобы не показаться подозрительным, чтобы у него не проверили документы и так далее, сам уверенно подошёл к ним. Сыграл на опережение. Это распространённый психологический приём.
— Это точно, — кивнул Волков, — лучшая защита — это нападение.
— Потише тут, — шикнул на них Петренко.
— Похоже? — самая красивая в СССР «следачка» наконец показала получившийся рисунок.
— Может быть похож, а может и нет, — разнервничался сотрудник патрульно-постовой службы, — свет так падал, что кроме усов ничего разглядеть было невозможно.
— Даже форму лица не разглядели? — немного раздражённо бросила Абдулова.
— Я же говорю, свет от фонарей падал резко вниз, а у гражданина на голове была шляпа, — забубнил Генка Петров.
«Придётся Генку потом переозвучить другим голосом, — подумал я, — дикция — ужасная».
— Это никуда не годится, — нахмурился подполковник Петренко. — Но голос-то вы хоть запомнили?
— Голос сиплый, — усмехнулся пэпээсник. — Я вот как-то раз мороженым объелся, так целую неделю сипел подобным образом. Ха-ха.
— Н-да, во всём нужна мера, — с учительской интонацией произнёс Быков-Петренко и задумчиво прошёлся по кабинету.
— А вот если так? — спросила Нонна и сделала несколько быстрых штрихов карандашом на листе бумаги. — Сейчас узнаёте того странного гражданина?
— Ну, не знаю, вроде похож, — тяжело вздохнул сотрудник ППС.
— А кто это? — заинтересовался Петренко, взяв рисунок в свои руки.
— Это муж директрисы, — усмехнулась «следачка». — Мы когда осматривали музей, я увидела на её рабочем столе фотографию, где она запечатлена с мужем и дочерью. Вот, воспроизвела по памяти.
— Ладно, спасибо за помощь, можете быть свободны, — подполковник пожал руку пэпээснику, и тот, козырнув, вышел из кабинета.
И словно по заказу в эту же самую дверь вбежала сестра старшего сержанта Казанцева, Анна.
— Мистер Баткин улетает послезавтра, — выпалила она прямо с порога.
— И это хорошо, — кивнул Быков-Петренко. — Рассаживайтесь, братцы сыщики, сейчас подведём небольшие итоги нашего безнадёжного дела, в кавычках, конечно.
Но тут дверь снова распахнулась и в просторный кабинет оперативников вошла криминалист широкого профиля Ольга Ушакова, которую играла актриса Ирина Губанова.
— Здравствуй, Оля, — тихо поздоровался с ней Володя Казанцев, однако девушка, проигнорировав приветствие, вытащила из бумажной папки какую-то распечатку и зачитала её содержимое:
— Франс Хальс — это один из лучших голландских портретистов 17-го века. Ему заказывали писать портреты богатые купцы и вельможи.
— Богатенький был Буратино, — брякнул Слава Волков и мгновенно прикрыл рот рукой.
— Да, человек он был не бедный, — усмехнулась криминалист Ушакова. — Однако с его именем связана одна некрасивая легенда. В ней говорится, что он как-то раз соблазнил свою служанку, а когда та забеременела, то выгнал её из дома. И вот спустя двадцать лет к нему на улице подошла нищенка, похожая на ведьму, и, сообщив, что она его дочь, прокляла и самого художника и его картины. С этого момента жизнь Хальса пошла под откос. Ему перестали заказывать портреты, от него отвернулись близкие и друзья. И умер он в забвении и бедности в Харлемской богадельне.