— Чего раскис? — засмеялся директор «Ленфильма», когда мы шагали по Тверской улице, неожиданно попав в плотный людской поток.
«Лето — пора отпусков, — зло подумал я, когда какой-то раззява с пакетами наступил мне на ногу. — Наверное, тут больше половины людей — приезжие, которые бегут сейчас смотреть Красную площадь, Кремль, мавзолей, собор Василия Блаженного. А потом они же, выполнив культурную программу, с чистым сердцем бросятся за покупками в ГУМ. Всё видел, всё посмотрел, всё по списку купил. Жене — серьги, сыну — солдатиков, дочке — куклу, любовнице — духи».
— А ты думал, тебя с цветами встретят? — попытался подбодрить меня Илья Николаевич, своей лапищей беспардонно взлохматив мою причёску. — Скажи спасибо, что твою киноленту не приказали утилизировать. Положили на полку, уже хорошо, потому что с полки кино всегда можно достать.
— Может быть, стоит кому-нибудь дать на лапу? — спросил я, похлопав себя по карману, где грела душу вчерашняя зарплата. — Деньги имеются.
— Ладно, подумаем, кому дать, — захихикал Илья Киселёв. — Давай, Феллини, прибавим шаг, а то мне до отъезда надо ещё кое-куда забежать.
— А что вы хотите найти в ГУМе? — поинтересовался я, когда мы вместе с толпой вышли на Манежную площадь.
— Жене — серьги, сыну — солдатиков, дочери обещал купить грампластинку со сказками, — ответил директор киностудии.
Я хотел тут же спросить: «а любовнице?», но вовремя прикусил язык, ибо заглядывать к чужим людям под одеяло — это признак плохого воспитания. Затем мы быстро проследовали мимо красивого здания из красного кирпича, где размещался Государственный исторический музей, и моему взору открылась знаменитая Красная площадь. Сразу же со всех сторон послышались мегафонные голоса «зазывал», которые приглашали совершить увлекательную экскурсию по Москве. И к толпам «диких зевак», которые хаотично бежали по своим делам, добавились организованные группки людей, которые слушали экскурсоводов.
— Всё равно, это какая-то тупость, — брякнул я, устав от плохих мыслей в своей голове. — В Голливуде если режиссёр снял удачное кино, на которое валом пошёл народ, то он мгновенно получает новую работу. А у нас почему-то надо непременно поползать на коленях, поунижаться, помучиться, дать взятку. Почему мы обязательно должны жить по принципу, чтоб жизнь мёдом не казалась?
— Потише, милиция кругом, — прошипел Илья Николаевич. — И кстати, с чего ты решил, что снял что-то путное?
— А вы значит, про вчерашний скандал в кафе ничего не слышали?
— Некогда было, — проворчал Киселёв.
— Значит, стою я вчера в очереди за кружечкой кофе. И народ вокруг весёлый, расслабленный и возбуждённый от того, что в кассе выдали деньжата. Как вдруг подбегает ко мне Иосиф Ефимович Хейфиц и начинает реветь, грубо выражаясь по матери. У меня уши просто повяли. Потом оказалось, что товарища режиссёра не пустили в просмотровый кинозал, заставили его, бедолагу, полминуты потерпеть в коридоре, потому что там по шестому разу крутили мою фильму.
— Для кого? — рыкнул директор.
— Для простых рядовых сотрудников киностудии и их многочисленных родственников, — хмыкнул я, когда мы подошли к ГУМу и людей, которые вползали в этот торговый муравейник, стало ещё больше. — Сработало сарафанное радио, Илья Николаевич, картина уже пошла в народ.
— Безобразие, — пробурчал он и, схватив меня за рукав пиджака, потащил в главный магазин страны.
А в ГУМе по трём линиям и трём этажам неслась необузданная людская лава, которая шумела, гудела и иногда смачно материлась. Кроме того люди стояли в длиннющих очередях. Кстати, самые пронырливые бегали из очереди в очередь, занимая места сразу в нескольких подобных самоорганизованных человеческих группах. А ещё с мостика третьего этажа я заметил презабавный большой плакат, который гласил, что телевизоров в 1965 году будет произведено в 4,6 раза больше, чем в 1958. «Идиотизм, — буркнул я себе под нос, — вы ещё напишите: на сколько их будет больше произведено, чем до 1913 года».
— Чёрт, — вдруг выругался разочарованный директор киностудии, выскочив из магазина грампластинок, — выбросили какой-то дефицит и к прилавку просто не пробиться.
— Учитесь, Илья Николаевич, как надо работать, пока я жив, — усмехнулся я и, вынув из внутреннего кармана синюю корочку «Ленфильма», сам ринулся в магазин. — Спокойно, товарищи! — заголосил я, нагло расталкивая людей и размахивая корочками. — Работает московская милиция, будем изымать контрабандный товар! Свидетелей попрошу не расходиться! После изъятия контрафакта придётся проехаться с нами на Петровку 38, это много времени не займёт!