" Авгуры! Разведчик доложил, что здесь безопасно, и через минуту они будут уже около дома"
От гостей Сильверст не раз слышал, что разбитые королевскими войсками повстанцы все еще прячутся в окрестных лесах. По-видимому, один из таких отрядов набрел на его жилище.
Уже через мгновение, задыхаясь от быстрого бега, Сильверст ворвался в келью. Крик его остался без ответа. Пытаясь разглядеть в темноте спящих гостей, он обошел в комнату, потом на ощупь добрался до стола и зажег свечу.
Никого не было! Шкуры лежали на полу, там, где он их оставил.
" Слава Господу! Они решили уехать."
И вдруг в освещенном полукруге, смешно дергая носом, появился его серый приятель. Сильверст узнал его по крошечной проплешине над левым ухом.
" Ты жив! Она раздавила кого-то из твоих сородичей. А может все это просто привиделось?"
Только сейчас Сильверст заметил, что на столе не осталось ни одной крошки от вчерашнего пира. Возможно, светские дамы, повинуясь женскому инстинкту, навели порядок.
" А может быть, ему действительно привиделись эти гости?"
Больше он ничего не успел подумать. Дверь отворилась от грубого толчка и веселый злой голос крикнул:
- Принимай гостей, святой отец!
В келью тут же набилось около десяти человек. Вместе с сырым воздухом ночи они принесли с собой острый запах табака и пота. На лицах, как сначала показалось отшельнику, лежала печать звероподобия и уродства. Словно ожили картины старых мастеров, изображающие разгулявшиеся силы ада. Отличался от прочих только главарь шайки. По его облику и манерам чувствовалось, что этот человек когда-то получил неплохое воспитание. В голосе даже проскальзывала учтивость:
- Прошу прошения за поздний визит. Но мы наслышаны о твоем врачебном искусстве, а у нас раненный.
Расступившись, непрошенные гости пропустили вперед носилки, на которых лежал молодой парень. Еще совсем юное безусое лицо было искажено болью. Следом в келью ввалился испачканный грязью толстый человек с багровым мясистым лицом. Обойдя раненного, он обратился к командиру.
- Нам повезло, Гай! У святоши тут целое стадо козлов. Хоть сегодня пожрем по-человечески!
Сильверст даже вздрогнул, узнав, что главаря повстанцев зовут так же, как и его бывшего друга. Чуть позже, до него дошел смысл сказанного.
" Они сейчас зарежут твоих питомцев! Господи, почему же ты допускаешь это взаимное пожирание в твоем мире!"
Уже ни на что не надеясь, он посмотрел на главаря повстанцев. А тот, после короткого раздумья, обратился к краснолицему с иронией, напомнившей другого Гая.
- А ты подтяни ремнем брюхо, Тиль. Говорят, помогает от голода лучше парной козлятины. А нет, так я найду другое средство.
Подкрепляя свои слова, он хлопнул по поясу, на котором висел внушительного вида тесак. Буркнув что-то злобное, краснолицый отошел назад. Сильверст посмотрел с благодарностью на спасителя. Он чувствовал, что этот человек тоже ходит сейчас по острию ножа, одной своей волей удерживая в повиновении не признающую законов толпу. Традиционно, последователи Авги Неистового выступали за всеобщую справедливость. Но, по странному закону мироустройства, движение это очень часто привлекало в свои ряды отпетых негодяев.
- Помоги же этому парню! - уже требовательно произнес Гай.
Мрачно оглядев столпившихся людей, Сильверст потребовал, чтобы они вышли за дверь, оставив двух помощников. Звероподобные громилы с неожиданным смирением подчинились его приказу. По указанию главаря остались только два молодых парня, выглядевшие сообразительнее прочих. Им Сильверст велел разжечь факелы и скипятить воды. Вскоре, все было готово. Приказав помощникам крепко держать раненного, он влил в рот парня горячий отвар дурман корня и преступил к операции.
Уходя в отшельничество, Сильверст и не думал, что продолжит заниматься медицинской практикой. Но Господь распорядился иначе. Однажды, когда он вышел в соседнюю деревню обменять на хлеб лекарственные травы, его позвали в дом, где умирал от лихорадки ребенок. И, после первого спасенного пациента, по окрестным деревням прошел слух о поселившемся в лесу врачевателе. С тех пор в келье стали появляться посетители. И именно в лесном уединении с полной силой раскрылся его талант. Словно компенсируя оставленные мирские блага, обострилась интуиция, рукам пришло умение и твердость. Неспроста люди стали говорить о его святости. И на этот раз искусство не подвело отшельника. Не прошло и часа, как окровавленный кусок свинца отправился в медную тарелку, а измученный, но живой пациент заснул под действием дурмана. Из успевшей пропахнуть кровью и гноем кельи Сильверст вышел на свежий воздух. Повстанцы почтительно расступились, а их предводитель учтиво поблагодарил, и заявил, что постарается не остаться в долгу.
Намеренно или нет, но ему действительно удалось изменить жизнь отшельника. Утром отряд растворился в окутавшем овраг тумане. Раненного оставили на попечении Сильверста, а через два дня возле дома появилась заплаканная женщина. Выглядела она чуть моложе Элизы, но оказалась, что это мать раненного парня. С согласия хозяина она осталась ухаживать за сыном, и жизнь лесного скита вскоре преобразилась.
С мягкой настойчивостью Марьяна взяла на себя не только заботу о сыне, но и хлопоты по хозяйству. Рано овдовев и рано став матерью, она не утратила ни женской красоты, ни душевного тепла. Еще внутренне сопротивляясь, Сильверст с каждым днем все сильнее увязал в мягких сетях женского обаяния. И когда они втроем, говоря о погоде, сенокосе и просто о всяких пустяках, садились за завтрак, он уже плохо представлял, что сможет теперь жить как прежде.
Видимо старик-настоятель умел заглянуть в будущее, и был прав, не благословив его на постриг. Рано еще было ему рвать все связи с этим миром!