Папа приоткрыл крышку.
— Опа, это комбайн. Тут проигрыватель. Жалко, пластинок нет…
— Почему нет? — внешне спокойно спросила Алина. А в груди всё прыгало от радости, что она успела спаси то, что связывало её с теми временами. А значит, и с Лёном. — В серванте, внизу, большая коробка. В ней пластинки. Старые, на семьдесят восемь оборотов.
Папа восхищенно пробормотал:
— Да ты у нас прямо Шерлок Холмс. Всё нашла.
А мама тихо спросила:
— Алина… Ты откуда знаешь про зеркало?
Алина обернулась. Мамины руки комкали кухонное полотенце.
Можно было отшутиться. Сказать: я же Шерлок Холмс. Но враньё — это предательство. Сначала — маленькое. Потом — большое. И от него станет так, как будто Лёна никогда не было.
Тихо, но твердо Алина ответила:
— Я была у бабуси сегодня. Ездила в гости.
— Зачем? — мама не собиралась ругаться. Кажется, она растерялась.
— Навестить. Мы её совсем забросили.
— И как? Не страшно?
— Нормально. Я же днем ездила. И вообще, мне уже скоро паспорт получать. Я большая.
— Большая — это хорошо, — кивнула мама и тоже присела перед приёмником. Погладила его по боку. Как Лён.
— Можно мне его в комнату поставить? — тихо спросила Алина.
— У тебя места нет, — отозвалась мама.
— А мы его вместо пианино, — нахально предложила Алина. Ей хотелось зажмуриться, но она решила стоять до конца. — Мам, я не буду больше в музыкалку ходить.
Мама почему-то не рассердилась. Она чуть улыбнулась:
— Да уж вижу, как ты занимаешься. Явно надоело. Давно тебе говорю: не хочешь — не ходи, а позориться с тройками не надо.
Алина не верила своим ушам. Может, это сон? Или родители заболели? Надо ещё что-нибудь потребовать. На проверку.
— Папа, — окликнула Алина. — Ты, прежде чем выбрасывать что-то, у меня спрашивай, ладно? Вдруг оно мне нужно?
Папа не ответил: мала ты ещё требовать. Просто кивнул.
Алина ушла в свою комнату и села на диван. Сегодня он не казался таким твердым. Да и ужасный розовый цвет под покрывалом не видно. Диван как диван…
Родителей словно подменили. Может, они хотят осчастливить семью малышом? Обычно в фильмах от этого сначала ссорятся, а потом надолго мирятся. Или ещё что-то у них случилось. Алина вдруг поняла, что никогда не интересовалась, что происходит между её родителями.
Почему они никогда не рассказывают про себя?
Почему только отругиваются: ты маленькая, от тебя никакой помощи?
А может быть… так и есть?
Эта мысль пришла неожиданно. Действительно, а как родители должны догадаться, что она уже большая? Что от неё не только проблемы, что ей можно доверять серьезные дела?
В комнату заглянула мама.
— Есть будешь? Погреть тебе?
— Я сама, — отозвалась Алина, всё ещё рассуждая о том, что бы такое взрослое сотворить. И не заметила, что мама посмотрела на неё как-то странно. Но ничего не сказала, кивнула и ушла. На балконе загрохотало: папа, кажется, нашел, что выбросить.
Алина не волновалась: кроме приемника, там ничего ценного не осталось.
На кухне обнаружилась полная раковина посуды. Мама ещё не мыла её после обеда. И Алина неожиданно для себя обрадовалась. Закала рукава рубашки и взялась за жирные тарелки.
Закончив, Алина вышла в коридор и посмотрелась в новое зеркало. Тонкое, изящное, светлое. Собрала волосы в пучок, покрутила головой. В какой-то момент на неё посмотрел Лён.
Алина знала: из этого зеркала он не выйдет никогда. Он там, куда уходят все люди, когда кончается их срок. Но главное, что он был. И остался в ней, Алине. Совсем немного, но хватит и этого.
— Что, нашла кого-то в зеркале? — пошутила мама, проходя мимо.
— Да, — твердо ответила Алина. — Себя.