— А тортик пражский?
— Пражский, конечно, — засмеялась мама. — Как ты любишь. Пойдем, а то папа не любит ждать.
Папа и не ждал — он уже вовсю жевал торт, не отрываясь от мобильника.
— Я заказал Алинке новый диван, — сообщил он, даже не прожевав огромный кусок торта. — Розовый. Ей понравится.
Алина хотела возмутиться: почему это ей должен понравиться розовый диван? Но посмотрела на папу и промолчала. Ссориться с папой — это не на маму дуться. Для этого много сил надо, потом ещё реветь часа два…
Поздно вечером родители закрылись в своей комнате. Алина включила свет, встала напротив зеркала и долго всматривалась в темную глубину. Что видит там папа? Вот лично ей улыбается симпатичная девчонка. И… не совсем девчонка. При некоторых поворотах головы там как будто появляется мальчишка. Симпатичный улыбчивый мальчишка, похожий на Тимура из старинного фильма.
Алина оглянулась на дверь в родительскую комнату. За ней негромко бормотал телевизор. Алина одними губами прошептала:
— Привет…
И помахала мальчишке рукой.
Он помахал в ответ.
Постепенно вещи из коробок заняли свои места. Шкафы папа выбрасывать не спешил. Вот Алинин диван он отдал консьержке, как только привезли новый. А уютное кресло мама накрыла ковриком и оставила в большой комнате. И только зеркало папу раздражало. Каждый раз, проходя мимо, он оглядывался и вздрагивал, словно видел там что-то неприятное.
И всё бы ничего, но мама взяла отпуск «на обустройство», как она сама выразилась. Раньше можно было спокойно жить до семи часов, а тут только приедешь из школы, протащившись, между прочим, через полгорода, только расслабишься, как вдруг скрежещет ключ в замке.
И начинается.
— Алина! Почему туфли посреди коридора?
— Сейчас уберу.
— Для одежды есть шкаф, я должна твою форму вешать?
— Сейчас повешу.
— Не бурчи на меня!
Здесь уже сказать нечего, Алина молча вешает клетчатую юбку в шкаф, мимоходом подхватывая сумку с учебниками. Хорошо, что мама об неё не запнулась, а то нотаций хватило бы до ужина.
— Алина! Ты обедала?
— Да, в школе.
— Знаю я, как в школе кормят. Сейчас суп погрею!
— Я не хочу есть.
— Опять худеешь? Посмотри на себя в зеркало, ты же худая как щепка!
Алина медленно подошла к зеркалу, убрала волосы в хвост. Из-за стекла ей улыбнулся круглолицый мальчишка. Алина подмигнула ему и поднесла палец к губам: тихо, не палимся. Мальчишка кивнул в ответ.
А мама кричит с кухни:
— Ты музыкой занималась?
— Да.
— Как долго?
— Полчаса.
Алина поморщилась, пользуясь тем, что мама не видит. Сразу бы завелась: «Не корчи рожи, ты же девочка…» Как будто девочка обязана заниматься музыкой! Гаммы и пьесы надоели еще два года назад. Но деваться некуда, да и в комнате давно прописалось чудовище. Старое, черное, с потрескавшимся лаком. Теперь к пианино добавилось ещё одно: мерзкий розовый диван, твердый как асфальт. Эти два предмета жутко портили и настроение, и интерьер.
А мама не отставала. Сегодня она какая-то на себя не похожая. Обычно поругает и через пять минут уже смеется. А тут вопросы, вопросы…
— Что можно выучить за полчаса?
— Гаммы. У меня скоро технический зачет.
— Ничего странного не видела?
— О чем ты?
Мама вышла из кухни, вытерла руки полотенцем.
— Занималась, говоришь? Пойдем-ка.
Ничего не понимая, Алина пожала плечами и двинулась в свою комнату. Мама открыла крышку пианино. На пожелтевших клавишах, на ноте «фа» первой октавы, лежала монетка. Один рубль.
— Занималась, говоришь… — задумчиво протянула мама.
Алина почувствовала, что у неё горят уши. А мама вдруг хлестнула её полотенцем и закричала:
— Я ненавижу, когда ты врешь! Хуже вранья ничего нет! Не хочешь заниматься музыкой — так и скажи, а врать мне здесь не нужно! Стыдно! И это моя дочь!
Алина втянула голову в плечи. Полотенцем по спине — не больно, но очень обидно. И ведь сама виновата, подставилась.
И сделать ничего нельзя. Да, однажды она уже развесила уши на «если тебе не нравится, скажи и можешь не есть». Мама всегда так говорит. Но однажды Алина осмелилась сказать, что в каше комочки. Так мама ей чуть на голову эту тарелку не надела. По крайней мере, это так выглядело. Давно это было, еще до школы. Но с тех пор Алина запомнила накрепко: «скажи и можешь не делать» — ловушка. Музыкалка — это уже не каша, тут пятнадцатью минутами диких криков не отделаешься. Мама будет скандалить несколько месяцев, а папа только мимоходом бросит: «слушайся маму», не вникая в суть вопроса. Нет уж, лучше как-то дотянуть, два года осталось. Главное, больше так глупо не попадаться.