– Я не могу этого сделать. Я дал слово, что верну его настоящим родителям.
– Дать слово смертным ничего не значит. Слово – это пустой звук.
– Возможно, это верно для тебя и твоего рода, но для меня и моего рода это значит многое.
– Говори за себя, Мадог! – прорычал Эйдан. – Отдай ей мальчишку! Какое тебе дело до того, что они с ним делают?
– Я дала клятву Кернунну, – сказала королева. – Клятву, которую нельзя нарушить. Он ожидает завтра получить свою десятину. Если он её не получит, он развеет нас, как прошлогодние листья. Ты хочешь увидеть наш конец?
Мадог посмотрел королеве в глаза.
– Меня не волнует, что случится с тобой и твоим народом. Вы жестокие и лживые создания. Надеюсь, Тёмный Лорд действительно развеет вас, как прошлогодние листья по всей земле.
Королева привстала в стременах. Её воины подняли копья, собаки оскалили зубы.
– Ты глупец, Мадог! – Эйдан потянулся к Томасу, но Мадог крепче прижал мальчика к себе. – Отдай его ей!
Держа в руке кнут, королева подъехала ближе.
– Мальчик должен быть принесён в жертву. Нам некем его заменить. У нас нет другого смертного.
Она замахнулась кнутом, чтобы ударить Мадога, но тот выхватил его. В тот же момент его конь поднялся на дыбы, и королева упала на землю. Впрочем, похоже, она не ушиблась, и с перекошенным от ярости лицом тотчас вскочила на ноги.
– Как ты смеешь, Мадог! Я убью вас всех, и первой – эту девчонку!
И куда только подевалась её красота! Её лицо сделалось каменным, глаза глубоко запали в глазницах. Пальцы с длинными ногтями напоминали когти ястреба.
Повернувшись ко мне, Мадог сунул мне в руки тяжёлую сумку.
– Открой её и брось её содержимое в них. Быстрее!
Повозившись со шнурком, я открыла сумку и швырнула её в Добрый Народец. Содержимое сумки высыпалось и взорвалось вспышкой молнии. В Добрый Народец полетели крошечные железные шарики. Наши противники закричали от боли и попытались защититься.
Лошади взвились на дыбы, их всадники полетели на землю. Многие остались лежать неподвижно. Другие повернули лошадей и поскакали назад. За ними устремились скакуны, потерявшие своих всадников. Гончие разбежались, оглашая лес пронзительным воем.
Не тронутая железными шариками, королева вновь села верхом на своего коня.
– Проклинаю тебя, Мадог! – крикнула она. – Желаю тебе умереть смертью безродного бродяги!
Выкрикивая что-то бессвязное, она поскакала вслед за своими воинами.
– Уходим! – крикнул Мадог Эйдану и мне. – Живо!
Наши лошади галопом понеслись по лесу, перескакивая через ручьи, выбивая копытами искры из камней. Они летели как будто на крыльях, и с ними не смог бы тягаться никакой смертный конь. Я как будто снова сидела на спине пока. В любой момент я ожидала, что взлечу над кронами деревьев.
Когда мы наконец оторвались от королевы и её свиты, Мадог замедлил бег лошадей до рыси.
– А не опасно ли идти так медленно? – спросила я.
В ушах все ещё стоял лай гончих. Мне с трудом верилось, что мы оставили их позади. И королеву. Её перекошенное злостью лицо застыло в моей памяти, как маска смерти.
– Спасибо железу, королевские охотники сейчас корчатся от боли. Они не в состоянии преследовать нас. – Мадог улыбнулся. – Даже у Доброго Народца есть свои слабые места.
– К счастью, у нас есть наши благородные скакуны, – сказала я. – Кстати, откуда они у тебя?
Он хитро подмигнул мне и произнёс:
– Тебе этого лучше не знать.
– Скажи честно, Мадог. Ты украл их у Доброго Народца? Иначе и быть не может. Никакие смертные лошади не могут скакать так быстро.
– Они действительно редкой породы. – Мадог погладил шею жеребца. – И это всё, что я могу сказать тебе.
– А мешок с железными шариками? – спросила я. – Откуда он у тебя?
– Ты задаёшь слишком много вопросов, милая Молли. Думаю, тебе известно, что бывает с любопытными кошками. – Он улыбнулся. – И помни, в отличие от них, у тебя есть только одна жизнь, а не девять.
Томас застонал и откинулся на грудь Мадога. Его лицо было бледным. Полагая, что ему приснился плохой сон, я наклонилась к нему, чтобы погладить его спутанные кудри.
Мадог остановил меня:
– Не буди его. Возможно, сон вернёт нам ребёнка, которым он когда-то был.
– Но что, если ребёнка, которым он когда-то был, уже не вернуть?
– Это может занять время. Он прожил с Добрым Народцем почти всю свою жизнь. Наберись терпения, Молли.
Мы ехали молча. Судя по мягкому теплу его тела, Гость спал так же крепко, как и Томас. Я тоже падала от усталости, но тревога не давала мне сомкнуть глаз.
Я посмотрела на Эйдана. Он ехал один, глядя прямо перед собой. Вид у него был угрюмый.