— Как это вы не знаете? — повторил Ричер.
Ламарр вздрогнула. Она смотрела прямо перед собой, уставшая, сосредоточив все внимание на дороге, судорожно стиснув руль, управляя «бьюиком» словно автомат.
— Чего мы не знаем?
— Как умерли жертвы.
Ламарр тяжело вздохнула:
— Не знаем, и все тут.
Ричер пытливо посмотрел на нее:
— С тобой все в порядке?
— А что, я плохо выгляжу?
— Похоже, ты жутко устала.
Ламарр зевнула:
— Да, полагаю, есть немного. Ночка выдалась длинная.
— В таком случае, пожалуйста, будь поаккуратнее.
— Ты уже начал беспокоиться обо мне?
Он покачал головой:
— Нет, о себе. Если ты заснешь за рулем, мы очутимся в кювете.
Она снова зевнула.
— Такого еще ни разу не было.
Ричер отвернулся. Незаметно для себя принялся теребить ремень безопасности.
— Со мной все в порядке, — заверила его Ламарр. — Ни о чем не беспокойся.
— Почему вы не знаете, как умерли жертвы?
Она пожала плечами:
— Ты сам работал следователем. Ты видел мертвых.
— Ну и?
— Что ты искал в первую очередь?
— Раны, повреждения органов.
— Совершенно верно. Если человек продырявлен пулями, можно сделать вывод, что его расстреляли. Если у него раскроен череп, речь идет о травме, нанесенной тупым предметом.
— Но?
— Так вот, мы нашли три ванны, наполненные засыхающей краской. Трупы достали, патологоанатом их очистил. И ничего не нашел.
— Совсем ничего?
— По крайней мере, с первого взгляда ничего очевидного. Тогда, естественно, он начинает искать пристальнее. И по-прежнему ничего не находит. Делает вскрытие, но в легких нет ни воды, ни краски. Начинает искать микроскопические повреждения наружных органов. Но так ничего и не находит.
— Ни синяков? Ни следов от уколов?
— Абсолютно ничего. Но надо помнить, что жертвы были покрыты краской. А ваша армейская дрянь не пройдет ни одного санитарно-гигиенического теста. В ней полно едких химических соединений. Она разъедает кожу уже после смерти. Можно предположить, что краска уничтожила какие-то малозаметные следы. И тем не менее женщин убивает что-то тонкое, неуловимое. Ничего грубого и прямолинейного.
— А что насчет внутренних органов?
Ламарр покачала головой:
— Ничего. Ни подкожных кровоподтеков, ни повреждений внутренних органов.
— Яд?
— Нет. В желудке все чисто. Жертвы не отравились краской. Заключение токсиколога однозначно отрицательное.
Ричер медленно кивнул:
— Насколько я понимаю, следов сексуального насилия тоже нет, поскольку Блейк обрадовался, услышав, что Каллан и Кук переспали бы со мной, если бы у меня возникло такое желание. То есть преступник не чувствует себя сексуально отвергнутым и поэтому не насилует жертв. В противном случае вы стали бы искать мужчину, которого эти женщины отвергли.
Ламарр кивнула:
— Да, в нашем психологическом портрете для секса места нет. Мы считаем, что убийца раздевает жертв, чтобы их унизить. Наказать. Вообще лейтмотив преступлений — наказание. Возмездие.
— Странно, — заметил Ричер. — Определенно этот человек — военный. Но военные убивают не так. Они стреляют в своих жертв, пронзают их ножом, забивают до смерти или душат. Военные не любят тонких и неуловимых методов.
— Мы не знаем, как именно убийца расправляется с жертвами.
— Но ведь в его действиях нет ярости, правда? Если этот тип обуреваем местью, где же ярость? А тут все получается клинически стерильно.
Ламарр зевнула и кивнула — одновременно.
— Меня это тоже беспокоит. Но давай рассмотрим категорию, к которой относятся жертвы. Каким еще может быть мотив? А раз мы пришли к согласию относительно мотива, кем еще может быть убийца, если не разъяренным воякой?