— Без подсказок, — весело сказал Юрий. — Да, есть женщина и еще есть мать, которую майор почти год не видел. И все же он не поедет сейчас ни к той, ни к другой. Не буду вас томить…
Карандаш заскользил по бумаге. Возник профиль мужественного лица с выпуклым подбородком. Косые штрихи легли у глаз, придав лицу гневную устремленность. Сергей Павлович узнал лицо Котлова.
— Знаете, почему он лично взялся вместе с работниками прокуратуры расследовать дело об убийстве старшего лейтенанта милиции Седых? — спросил Юрий, прищурив глаза, явно кому-то подражая. — Седых — его друг. Они вместе учились. Седых всю жизнь не везло…
Разговаривая, Юрий продолжал рисовать. Сергею Павловичу показалось, что он улавливает напряженность лицевых мышц на портрете.
— Майор Котлов не карабкался за чинами и наградами, — продолжал Юрий. — Я вывел формулу его личности. Главная определяющая величина…
— Долг, — подсказал Сергей Павлович.
— Я же просил не подсказывать. Тем более что вы ошибаетесь. Главная величина — сострадание.
Сергей Павлович с сомнением покачал своей маленькой встрепанной головой с неизменно торчащим на макушке хохолком.
— Такой мужественный человек…
— Это совместимые качества. А с прогнозом можете познакомиться.
На листке блокнота появилась фраза: «Займется расследованием убийства Седых».
Предупреждая возражения, Юрий встал:
— Пойдемте к больному.
Петра Игнатьевича Котлова они застали уже в приемном покое. Он забирал из гардероба плащ. Увидев Юрия, Петр Игнатьевич быстро подошел к нему, протянул руку:
— Здравствуйте, доктор. Не могу выразить словами всей благодарности.
— Вы уже знаете? — слегка отстранился Юра, артистически подняв брови. Он явно переигрывал.
— О чем? — худой сутуловатый Котлов был на голову ниже Юрия и смотрел ему в глаза снизу.
— Вас допустят к розыску, несмотря на состояние здоровья.
Котлов развел руками.
— Но как вы догадались о моем желании?
— Я тут ни при чем. Это сделали для вас другие люди. Впрочем — Юрию пришла в голову неожиданная мысль. Он наклонился к майору:
— У меня к вам просьба. Разрешите присутствовать при расследовании. Хотя бы в качестве понятого, дружинника, еще когонибудь… Вам виднее.
— Но это займет у вас много времени. И потом… извините, зачем это вам?
Выражение лица Юрия мгновенно изменилось.
— Разрешите не отвечать на ваш вопрос, — попросил он.
Труп старшего лейтенанта милиции Седых нашли во дворе одного из домов пригородного поселка. Предполагали, что старший лейтенант был убит, когда возвращался после работы домой с остановки автобуса.
Седых лежал навзничь, задрав к небу острый подбородок, на краю огорода, рядом с дорожкой, выложенной щебнем и кусками кирпича. Его мягкие длинные волосы растрепались, широко раскинутые руки сжаты в кулаки. На земле вблизи убитого удалось выявить четыре отпечатка обуви, принадлежавшие одному человеку. Гипсовые слепки с них хранились у следователя.
Осмотр трупа проводили майор Котлов, следователь прокуратуры и судебно-медицинский эксперт. Они установили, что первый оглушающий удар был нанесен по затылку. В карманах кителя и брюк лежали удостоверение, коробка папирос, спячки и бумажник с двадцатью рублями. Когда Котлов разжал кулак убитого, оттуда выпали две новенькие резиновые шайбы от тормозного барабана автомобиля.
Со всеми материалами дела познакомил Юрия майор. Они сидели в его кабинете. В открытую фрамугу окна врывались душные запахи улицы.
Материалов было немного, хотя следователь продолжал вести дело и во время болезни Котлова. То, что уже было известно, почти исключало мотивы грабежа.
Вскоре в кабинете появился верзила-лейтенант с круглым мальчишеским лицом и пригласил их в машину.
Шофер включил двигатель. Навстречу понеслись немноголюдные улицы, витрины магазинов, скверы и фонтаны, блеснула вдали полоска реки, мелькнула серая набережная.
Машина остановилась у аккуратного коттеджа под красной черепичной крышей. Первым из автомобиля выскочил лейтенант. Открыв дверцу и помогая майору выбраться, он простодушнолюбопытным глазом косил на Юрия.
Из дома, словно там ожидали прибытия милиции, вышли несколько человек, поздоровались. Один из них, сгорбленный, с густой проседью в волосах, поздоровался с майором как со старым знакомым.
— Арнольд Владимирович, у меня есть для вас сообщение, — сказал Котлов. Когда тот подошел поближе, майор произнес полушепотом, но так, чтобы слышал Юрий: — Следы у трупа оказались ваши.
— Я ведь говорил вам, что это я обнаружил его утром. Как же я мог не оставить следы? — Арнольд Владимирович неприязненно покосился на Юрия.
— А ночью вы не слышали шума?
— Нет. — Словно боясь уронить лишнее слово, он поджал тонкие, почти бесцветные губы.
Лейтенант хмуро посмотрел на него. На добродушном, с румянцем во все щеки молодом лице так отчетливо проступали все чувства, что Юрию доставляло истинное удовольствие наблюдать за ним. К тому же это отвлекало от невеселых мыслей, от бесконечных вопросов, возникающих в мозгу. Юрий умел думать одновременно о разных вещах или рассматривать одно и то же явление с разных сторон. Мысли бежали, не мешая одна другой по бесчисленным каналам его мозга, где ячейками-клетками служили даже не молекулы, а атомы. Но сейчас это свойство лишь увеличивало его терзания.
Юрий думал:
«Может быть, мне не надо было ехать сюда, интересоваться этим делом, видеть кровь и гнусность, чувствовать подозрительность во всем и во всех: в правых и виноватых, в майоре и лейтенанте, в раздраженном человеке, которого называют Арнольдом Владимировичем, в этих людях, вышедших из дома и готовящих ответы на вопросы, которых им еще не задали. Так много подозрительности вокруг…»
«Знаю ли я, кто убил? Нет, пока не знаю, хотя заметил следы в другой стороне, там, где щебень выложен редко. Они говорят о многом. Заметил ли их майор? В одном он, пожалуй, прав: убили не ради грабежа. Иначе мне было бы совсем невыносимо. Правда, я читал и об убийствах с целью грабежа, но не все понял, вернее, предпочел понимать не до конца. То, о чем я читал, происходило так давно, в совсем иные времена…»
Петр Игнатьевич в сопровождении лейтенанта медленно направился по дорожке к калитке, еще раз осматривая огород и высокий каменный забор за ним. Арнольд Владимирович семенил следом.
Калитка распахнулась, во двор вошел высокий и худой, как жердь, старик. Он направился прямо к майору, поздоровался, представился:
— Я живу в соседнем доме. Вы интересовались, может, кто слышал шум ночью. Вот как дело было. Я лег спать рано, часов в десять. У стариков какой сон? Ветки яблони в окно стучат, а мне кажется, будто пришел кто-то. Лежу, слушаю. Как раз за стеной «Последние известия» по радио читали. И вдруг слышу того…
Он поперхнулся, глаза округлились.
— Что вы услышали? — нетерпеливо спросил лейтенант.
— Крик, — продолжил рассказ старик. — Словно кто-то крикнул: «Стой!» Я выглянул в окно… Ничего не видать. Слышу, человек стонет где-то рядом. Меня аж морозом обдало. Я — сына будить. «Что-то, — говорю, — недоброе творится». А он спросонья головой мотает. «Причудилось тебе, отец!» Но все-таки встал. Постояли мы у окна, послушали — только ветки стучат. На балкон вышел, покричал — ничего. Ну, и дальше спать… Вот так-то, — вздохнул старик.
— Значит, крик услышали в начале одиннадцатого? «Известия» еще не закончились? — переспросил майор и резко обернулся. Он нисколько не удивился, что Арнольд Владимирович неотступно идет за ним, и теперь обратился к нему:
— А вы, товарищ Гомозов, в это время уже спали?
— Спал.
Старик, направившийся было со двора, остановился.
— Арнольд Владимирович, зачем говорите неправду? У вас же всегда свет горит до двенадцати, и вчера тоже… Я сам видел, — заволновался старик.