– Такие не умирают.
– А ты его не жалуешь. – Это был Лозовский. Журналист и его сильно раздражал, это было совершенно очевидно. Он не вступал в полемику и преимущественно молчал, но взгляд, обращенный к гостю, не сулил тому ничего хорошего. Мария видела в нем единомышленника. Прозвучавшее замечание ее задело, и она парировала моментально:
– Ты, похоже, тоже.
– Я вообще не люблю журналистов.
– Я, между прочим, тоже журналист, хоть и в прошлом. – Маша отозвалась обиженно, но в целом фраза прозвучала скорее примирительно.
Лозовский протянутую руку принял быстро и с явным облегчением.
– Ты – исключение, которое только подтверждает правило.
– Да какое это имеет, Господи, значение, журналист не журналист, он просто отвратительный тип, и все это чувствуют. – Зоя заговорила резко, нервно сжав тонкие пальцы. – Самый настоящий подонок. Зачем мы только пустили его? Он же глумится над всеми, неужели вы не видите? – Она, казалось, готова была расплакаться.
– Что-то ты слишком разволновалась, матушка, или он тебя как-то задел? – Муж смотрел на нее довольно холодно, и в заботливом вопросе слышалась скорее ирония. Зоя смешалась еще больше, слезы были уже совсем близко.
– Я не знаю, но, по-моему, он всех здесь задевает. Почему ты сердишься?
– Не сержусь вовсе, просто эмоций как-то много.
– Да ладно вам, еще недоставало нам ссориться. Тип действительно малоприятный, но как от него избавиться? По крайней мере, пока не рассветет – его не выставишь. Еще придется вытаскивать его машину.
– Утонул бы он, что ли…
Шутка была явно неуместной, если не сказать – неприличной. Внешне ее предпочли просто не заметить.
Утонул? Господи, какая хорошая идея!
Бассейн глубокий, кругом скользкий мрамор, одно неосторожное движение – и все: падение, удар, беспамятство и смерть через несколько минут.
Господи, как это было бы хорошо и просто!
Господи, не обрекай душу на смертный грех, сделай именно так!
Нет, подруга, Бог тебе тут не помощник. И вообще, не богохульствуй – беседуешь с Создателем как с наемным убийцей. Собственно, ты и так получила сегодня то, о чем и мечтать не смела. Вернее, то, о чем всегда молила Бога – ты этого человека получила в полное распоряжение. Несчастный случай – это будет уж слишком, тебе и так, вроде пушкинской старухи, вместо нового корыта все царство пожаловали. Теперь иди и действуй.
Легко сказать – действуй. Как? Просто ударить его по голове? Спихнуть в воду? Но ведь быстро и красиво получается такое только в кино. И вообще, кто сказал, что он сразу потеряет сознание и будет послушно тонуть. И потом – ведь будет следствие…
Выходит, что опять из-за этой мрази вся жизнь коту под хвост?
Господи, время. Время уходит, он ведь там один пока… Я должна, я обязательно должна что-то придумать, причем немедленно.
Для начала ты должна просто туда пойти, просто пойти. Потом обязательно что-нибудь подвернется.
Да, именно так – что-нибудь обязательно должно подвернуться. Иначе это было бы слишком нелогично и слишком жестоко с твоей стороны, Господи, – послать его мне и не дать возможности наказать за все. Я ведь так долго этого ждала, Господи! Прошу тебя, пожалуйста, не наказывай меня так жестоко!
Что ж, надо признать, работают они профессионально. И быстро. Когда они появились первый раз? Месяца еще не прошло, да, точно, они появились меньше месяца назад и предложили мне выбрать. Между плохим и очень плохим. Я должен уйти добровольно или остаться, но под их жестким контролем. И я их послал. Что они успели за месяц? Очень многое: переворошить, и подробно, все мое прошлое. Вычислить Мусю и ее историю. Как? Не важно – людей задействовано было тогда достаточно, кто-то вспомнил. Размотать клубочек назад, выйти на этого типа. Дальше – все просто – история с машиной разыграна не блестяще, но ведь сработала же – значит, все у них получилось. Пока.
Теперь – дальше. Что последует дальше? Еще раз объявятся со своим предложением, намекнут на дела давно минувших дней, а может, и намекать не станут – заявят все прямо. Или я принимаю их условия – или… Да, что или? Во-первых, огласка, скандал, потоки грязи, репутации, считай, больше нет. Потом возбуждение уголовного дела – убийства срока давности не имеют. Странно, но ведь не так давно я этим вопросом интересовался. Впрочем, почему странно: был Мусин день рождения, я посмотрел на нее и подумал: «Совсем уже старенькая стала. Простили бы ее теперь, интересно?» А на следующий день встретил Березина и спросил. Он сказал: не простили бы и что-то еще про рацио законодателя. Нет, все-таки странно.
Значит, потащат Мусю, достанут Вадю, он ведь вроде как соучастник, как, впрочем, и я. Замять это они не дадут, да я и не сумею – это они знают и то знают, что этого я никогда не допущу. Выходит, все у них получилось. Забавно, я ведь даже не узнал его сразу, а он вроде бы личность известная. Мразь. Интересно, на чем они держат его? Возможно, просто купили. Но в любом случае… Стоп, вот именно, в любом случае без него у них ничего нет. Значит, у меня есть шанс. Для начала с ним надо просто поговорить. Лучше всего это сделать сейчас – пока он там один, и быстро – он вот-вот вернется. Очень быстро.
А вот это уже конец. Все остальное было так, игрушки. Детские страшилки. А вот это – конец. Настоящий.
Как же он, наверное, меня ненавидит, этот человек! Еще бы – знаменитость, разоблачитель-обличитель. Его же, наверное, все боятся. Он даже смотрит на людей так – с ленинским прищуром: «Пой, ласточка, пой до поры. Но помни – я все про тебя знаю». Он же столько карьер, и судеб, и жизней сломал. И вдруг какая-то бабенка, ничем особым не примечательная, – и такой облом. Уж кто-кто, а я-то знаю, как ломал людей Борис. Через колено ломал, жестоко. И с этим наверняка не церемонились. Конечно, он все помнит. Такие не забывают. Он ведь и Борису мстил. После смерти, правда, при жизни ручонки были коротки. Мерзкая была статья – никто так не глумился, хотя грязи вылили много. Про меня он просто забыл или лень было, кто я такая, в конце концов, у него тогда были фигуранты поинтереснее – он министров гробил и целые правительства опрокидывал. Но сейчас его царапнуло, его очень сильно царапнуло – как он смотрел на меня – ног до сих пор не чувствую – ватные какие-то, не свои. Встать наверняка сейчас не смогу – просто растянусь на ковре, как щенок только родившийся.
Боже мой, дни и впрямь какие-то окаянные. Ну почему у него должна была сломаться машина, почему именно сегодня и именно здесь? Зачем мы вообще поехали на дачу? Ведь не хотела же, как чувствовала. Боялась даже – в дороге что-то случится – так муторно было на душе. Уж лучше бы – в дороге… Что же делать, что мне теперь делать? Он ведь все может, он просто уничтожит меня. Он будет шантажировать – это у него на лбу написано крупными буквами. Он будет унижать меня, он… Господи, он за все отыграется, мало ли что он еще делал для Бориса, наверняка делал. А теперь Бориса нет, а я – вот она, тепленькая.