Но потом, и этого ты пока не видишь, Фрейд, — потом человечество лишится света. И юноше, который спросит у зрелых мужей, желая разрешить извечные сомнения молодости: «Скажите, в чем смысл жизни?» — никто не сможет дать ответа.
И это будет делом ваших рук. Твоих в том числе.
Вы, великие века сего, сводите человека к человеку, а жизнь к жизни. И получается, что человек, точно запертый в одиночке безумец, разыгрывает шахматную партию между своим сознанием и подсознанием! Твоя теория навеки заточает человека в тюрьму. Ты сам еще испытываешь азарт первооткрывателя, ты вспахиваешь целину, закладываешь основы… но подумай о других, о тех, кто еще не родился: что за мир ты им оставишь? Вот он, твой атеизм! На деле это суеверие еще нелепей всех, что были раньше!
ФРЕЙД (ужасаясь). Я не хотел…
Вдруг ФРЕЙД отдает себе отчет, что говорит с НЕЗНАКОМЦЕМ, как будто тот и впрямь Господь Бог. Он хватается за голову, стонет и пытается совладать с собой.
Вы чрезвычайно умны, Вальтер Оберзайт, и, должно быть, очень несчастны. Но, к сожалению, я ничего не смыслю в пророчествах, это не по моей части… и я думаю, нам обоим будет лучше, если вы сейчас уйдете.
НЕЗНАКОМЕЦ. Куда? В сумасшедший дом?
ФРЕЙД. Мы увидимся завтра, обещаю!
НЕЗНАКОМЕЦ. Тогда уж лучше выдайте меня вашему знакомцу из гестапо — он будет в восторге, и вы выиграете в его глазах.
ФРЕЙД. Нет, возвращайтесь сами в свою палату…
НЕЗНАКОМЕЦ (уточняет) …в свою камеру! (Короткая пауза) Впрочем, по нынешним временам, пожалуй, даже безопаснее считаться сумасшедшим.
Пауза. ФРЕЙД, взвинченный до предела, закуривает сигару несмотря на то, что у него саднит горло. НЕЗНАКОМЕЦ участливо смотрит на ФРЕЙДА и садится прямо напротив него.
Но почему вы не хотите уступить самому себе?
ФРЕЙД (импульсивно). Уступить себе? Никогда! Да и в чем уступить?
НЕЗНАКОМЕЦ. Поверить.
ФРЕЙД (с почти маниакальным упорством). Кем бы я был, если бы уступал себе? Заурядным еврейским врачом на покое, всю жизнь лечил бы насморки да вправлял вывихи! (Встает.) Я не нуждаюсь в вере. Мне нужно точное знание. Позитивные результаты. И доводов безумца, пусть даже гениального, слишком мало, чтобы… (Внезапно осененный.) Вы правда Вальтер Оберзайт, да или нет?
НЕЗНАКОМЕЦ. А как по-вашему?
ФРЕЙД. Я спрашиваю вас! Вы Вальтер Оберзайт?
НЕЗНАКОМЕЦ. Я бы сказал вам «нет». Но ведь Вальтер Оберзайт ответил бы так же.
ФРЕЙД (с живостью). Отлично! Значит, вы утверждаете, что вы Бог? Ну так докажите!
НЕЗНАКОМЕЦ. Что-что?
ФРЕЙД. Если вы Бог, то докажите! Я верю только тому, что вижу собственными глазами.
НЕЗНАКОМЕЦ. Но вы же видите меня.
ФРЕЙД. Я вижу просто человека.
НЕЗНАКОМЕЦ. Надо же мне было как-то воплотиться. Явись я в виде паука или цветочного горшка, мы вряд ли нашли бы общий язык.
ФРЕЙД. Сотворите чудо. НЕЗНАКОМЕЦ. Вы шутите? ФРЕЙД. Сотворите чудо!
НЕЗНАКОМЕЦ (хохочет). Фрейд, доктор Фрейд, один из величайших умов всех времен и народов, доктор Фрейд просит у меня чуда!.. В кого прикажете мне превратиться, друг мой, в шакала, в солнце, в Зевса на небесном троне, в кровоточащего Христа на древе или в Пречистую Деву Марию в пещере? А я-то приберегал свои чудеса для глупцов…
ФРЕЙД (в бешенстве). Глупцы видят чудеса во всем, а провести ученого не так легко. Жаль, что Господь ни разу не явил какого-нибудь чуда в Сорбонне или в научной лаборатории.
НЕЗНАКОМЕЦ (с сарказмом). Если вы мне поверите, вот это будет чудо.
ФРЕЙД. Не можете? (Холодно.) Ну же, чудо!
НЕЗНАКОМЕЦ. Смешно! (Внезапно уступая.) Ну ладно! (Притворно размышляет.) Вы готовы? Будьте любезны, подержите мою трость.
Протягивает ФРЕЙДУ трость, тот инстинктивно берет ее. В тот же миг трость переворачивается и превращается в пышный букет цветов. ФРЕЙД изумлен, восхищен.
НЕЗНАКОМЕЦ, глядя на его реакцию, хохочет.
ФРЕЙД понимает фокус, видит всю нелепость своей просьбы и бросает букет на пол.
ФРЕЙД. Уходите немедленно! Вы не только мифоман, но еще и невротик с садистскими склонностями. Настоящий садист!
НЕЗНАКОМЕЦ не перестает смеяться и окончательно приводит ФРЕЙДА в ярость.
Да, надо быть садистом, чтобы нарочно выбрать эту страшную ночь! Воспользоваться моей слабостью!