Заметил, как среди обезумевшего зала, бегущих и падающих людей остался стоять высокий пожилой человек с седой головой, который улыбался и сиял голубыми восхищенными глазами.
Лента кончилась. Пулемет умолк. Веронов оттолкнул пулемет. Видел, как из металлического рыльца вытекает голубая струйка порохового дыма и продолжает висеть и качаться перламутровый крестик.
Веронов стряхнул с рукава своего френча приставшие соринки и спокойно медленно вышел через черный ход. Спустился на подземную парковку, уселся в «бентли» и покатил по ночной, переливающейся алмазами Москве, оставляя позади стеклянные небоскребы.
Веронов вернулся домой, в свою великолепную квартиру, в окнах которой сиял Новодевичий монастырь, похожий на волшебный ночной цветок. Небрежно разделся, разбросав по спинкам стульев одежду, и отправился в ванную, сверкавшую белизной. Сидел среди душистой пены, выставив из нее руку с айфоном, просматривал первые отклики на свою недавнюю выходку.
Интернет трепетал от восторгов, возмущался, торопился с прогнозами, предупреждал, грозил, хохотал, издевался, сквернословил и проклинал. Известие о случившемся волной бежало по социальным сетям, подобно кругам на воде, и центром, от которого разбегались круги, была фотография Веронова, прильнувшего к пулемету. Размытое сияние вокруг ствола, падающие веером люди, оголенные женские ноги, раскрытые в ужасе рты. И страстное безумное лицо Веронова с прищуренным глазом, посылающего в толпу очереди.
Интернет бесшумно волновался, переливался, как северное сияние, распространяя весть со скоростью света.
Это трепетанье разлеталось среди бесчисленных мировых новостей, ошеломляющих, грозных, ужасных. Падали самолеты, взрывались дома, гибли под бомбами города, рушились банки, свергались режимы, прорицатели извещали о скором конце света, прекрасные женщины танцевали на карнавалах, голливудский актер в очередной раз превращал свой развод с фотомоделью в мировое представление, в Антарктиде от ледника отрывался айсберг и, окутанный туманом, плыл в океане в поисках беспечного «Титаника».
Веронов чувствовал таинственную связь зыбкой, летящей по миру волны, которая несла весть о его сегодняшней выходке, с другими мировыми событиями. Казалось, эти события были порождены холостой стрельбой пулемета в «Москва-Сити». Вопли ужаса, порожденные этой стрельбой, его собственная ярость и ненависть, сокрушение самодовольного величия дельцов и банкиров, возомнивших себя повелителями России – электронная волна со скоростью света летела по миру, замыкала контакты незримых взрывателей. Обрушивались горящие кварталы Алеппо, сходил с ума снайпер, стреляющий по мирной толпе, раскупоривалась колба с бактериями, от которых умирали в муках африканские племена.
Он не знал природы этих воздействий. Весь мир был погружен в пульсирующие эмоции, окружен проникающими одно в другое полями. Мир плавал посреди океана людских страстей, и одна порождала другую. Падающая с визгом голоногая жена банкира, рассыпающая бриллианты, его, Веронова, ликующий клекот приводили к сбою навигационного оборудования на борту самолета, и тот врезался в гору.
Веронов лежал в ванной, среди сверкающего кафеля и тихого журчанья воды. Выставил руку из пены, наблюдая, как с запястья к локтю медленно стекают белоснежные хлопья. В каждом крохотном пузырьке пены переливалась радуга. И рука с длинными пальцами, розовыми ногтями казалась ему красивой, и он знал, что если дунет на руку, сдувая пену, где-нибудь в Новом Орлеане торнадо сорвет кровлю с дома.
Он перелистывал электронные страницы айфона, просматривая комментарии на свою «пулеметную акцию».
«Веронов, молоток! Только зря холостыми шерстил. Пришлю тебе боевые. Борьба до последнего банкира!»
«Веронов, ты красная сволочь! Такие, как ты, из пулемета русских профессоров и священников перестреляли, а раввинов в Кремль привели. У тебя на лбу магендовид».
«Предлагаю ввести “черту оседлости” и поставить кругом пулеметы. За царя, за веру православную, за нашу Родину, огонь!»
«Как из города Бердичева, из-за той “черты оседлости” выбегали добры молодцы. Наши грады разлояхося, наши храмы оскверняхося!»