Янгес взял пульт, включил телевизор, и Веронов увидел мутный дым, огромные всполохи, развороченные конструкции, пожарных, бегущих в огне, и машины скорой помощи, в которые заталкивают носилки, покрытые брезентом.
– Это все сделал я?
Веронову вдруг захотелось подняться и, не прощаясь, уйти. Покинуть и забыть навсегда этот стерильный кабинет, человека с голубоватой сединой и кристаллическими переливами глаз. Забыть все произнесенные им слова. Кто-то невидимый хотел его уберечь, вывести его жизнь из незримой ловушки, куда она завлекалась. Выстричь ножницами, как ненужный и опасный, этот крохотный отрезок жизни, пока он не разросся, не стал направлением, где существование обретет неведомые и ужасные формы. Но он остался сидеть, остановленный лемурьими цветными глазами, завороженный колдовским бархатным голосом.
– Я уверен, – продолжал Янгес, чуть усмехнувшись, словно угадал происходящую в душе Веронова борьбу и торжествовал свою победу, – уверен, что взрыв в Чернобыле случился после того, как кто-то на потеху зрителем заколол невинного бычка. Ужас бычка, сладострастное возбуждение зрителей, направляемые беспощадной волей мясника, который по-своему был художник, достигли реактора и взорвали его. Это был диверсионный акт абсолютно нового типа. Диверсия, совершенная художником.
Веронову показалось, что его лизнул ледяной сквознячок. В кабинете было тепло. За окнами сияло солнце. Но сквознячок коснулся его, словно где-то приоткрылся погреб. Пахнуло ледяной промозглой сыростью.
Веронов оглядел кабинет. Пол был гладкий и чистый, и не предполагал подпола. И Веронов вдруг понял, что сквознячок сочится в нем самом, из невидимой щели, которая ведет в бездонный, находящийся под сердцем подвал.
– Скажу вам большее, Аркадий Петрович. Советский Союз был разрушен художниками. Без пуль, без вторжений, без военных переворотов. В Советский Союз, по тайной договоренности вашего и американского президентов во время их встречи в Рейкьявике, приехало несколько выдающихся мастеров перфоманса. И они в течение четырех лет перестройки совершали свои акции, нанося глубинные травмы общественному сознанию, в котором с каждой акцией умирали представления о величии государства, о несокрушимости армии, о всеведении спецслужб, о мощи промышленности, о героической истории, о доблестных героях, о гениальных писателях и музыкантах. Каждый перфоманс наносил удар по одному из столпов государства. И когда последний столп рухнул, когда состоялся заключительный грандиозный перфоманс – введение танков в Москву, убийство трех демонстрантов, сокрушение памятников, – тогда это грандиозное зрелище совершилось, пало государство. Недаром в священном писании сказано: «Дело рук художника ненавижу».
Веронов желал понять, не смеются ли над ним, не является ли сидящий перед ним человек фантазерам, которые водятся в артистической среде и своими фантазиями расцвечивают и украшают общение. Но улыбка Янгеса была жестокой и хищной.
– Почему вы меня пригласили? – спросил Веронов. – Я не взрывал Чернобыль.
– Я хочу предложить вам проект. Художественный, но и не только. Мы испытаем с вами новое оружие. Вы оружейник, вы и оружие.
– Я просто художник, мастер перфоманса, искусства, которое интересует очень узкую прослойку и абсолютно не интересует власть. Власть сослала художников в самые темные глухие углы общества и забыла о них. Мы все – отшельники культуры.
– Это и важно. Вы отомстите власти за унижения, за несправедливую опалу и ссылку. Вас не видят, вы вдалеке от Кремля, Генерального штаба, Президента. Вы в чулане. Но из своего чулана, из потаенного убежища вы наносите удары сокрушительной силы. И от ваших ударов загораются леса, взрываются газохранилища, шатается свод Государства Российского. Вас нельзя обнаружить, вы неуязвимы. Но после ваших камерных представлений падают самолеты и происходят массовые беспорядки. Давайте встряхнем Россию?
– Вы так не любите Россию?
Янгес встал и, глядя в дальний угол кабинета, перекрестился. Веронов увидел среди белизны мерцающий маленький образ в цветных переливах, как и глаза Янгеса.
– Я люблю Россию больше, чем кто либо. Россия – душа мира. Дом Богородицы. Россия соединяет небо и землю. Из России колодцы уходят прямо в небо, в Царствие небесное, и все человечество пьет воду из чаши, которую подносит народам Россия. Мир смотрит на Россию и ждет, когда она произнесет свое сокровенное Слово Жизни, которое спасет род людской. Все волшебные русские сказки, все великие философы и писатели, все революционеры и космисты слышали это небесное Слово и стремились обратиться с ним к людям. И все русские муки, все дыбы и плахи, все небывалые мучения побуждают сегодня Россию произнести это желанное Слово.