– Толя, – начал Алексей. – У тебя пары сотен взаймы не найдется?
– Чего? – после некоторой паузы переспросил Толя.
– Пару сотен, говорю, не одолжишь?
– Погоди, – попросил Толик и пропал. То есть это ему, наверное, показалось, что пропал. На самом же деле Леша слышал через зажатую на том конце ладонью трубку короткую перепалку между Толи-ком и его супругой.
Перебранка длилась не долго. Меньше чем через минуту Анатолий вернулся:
– Извиняй, старик, но у меня сейчас с бюджетом напряги…
Леша почувствовал, как внутри его что-то с громким треском рушится.
– …в общем, напряг, – донеслось из трубки. – Алло, ты меня слышишь?
– Слышу, – спокойно откликнулся Алексей. – Ну и хрен с ним, не напрягайся.
– Ты только не подумай, что я жмусь, мне не жалко, просто…
– Ничего страшного, – повторил Леша. – Бывай.
– Ты точно не обиделся? – донеслось из динамика.
– Точно. Пока.
Леша попытался повесить трубку.
– Но ты звони.
– Куда я денусь.
– Ты точно не обиделся? – еще раз переспросил Толик.
– Точно.
– Ну, бывай.
– Счастливо.
– Пока, – донеслось из уже почти повешенной трубки.
«И этот оправдываться начал», – сделал для себя неутешительный вывод Беляев.
Почему-то ему стало совсем тошно и возникло желание напиться. Именно так, грубо, с соплями и похмельным тремором. Свистнуть хоть кого-нибудь и нажраться в лоскуты.
Леша потянулся за записной книжкой.
Этому звонил, этот тоже с ним уже пьянствовал, а потом оправдывался. Этот… Это Толик, хрен собачий. Это тоже не то, а вот…
Алексей, придерживая пальцем страничку в записной книжке, принялся накручивать номер. Наконец в телефоне щелкнуло и пошли короткие гудки. Занято.
Ну и хрен с ним. Следующий.
Беляев снова принялся перелистывать страницы дальше. Ему было наплевать кто, лишь бы компания была обязательно из старых, хотя новых знакомых у него и так не было. После очередного номера вместо коротких гудков в трубке повисли длинные.
«Моб твою ять, хоть кто-то сегодня дома окажется?! – Леша в который раз перелистнул страницу. – Во, то, что надо. Давно не виделись и… И вообще».
Беляев повертел диск, дождался окончания набора номера.
– Алло, – бесцветным женским голосом откликнулась трубка.
– Алло, добрый день, а Игоря можно? – заторопился Алексей.
Трубка промолчала, будто голос в ней уснул или отлучился по каким-то своим делам. Лишь какой-то невнятный полузвук-полуотголосок звука послышался Леше.
– Вы меня слышите? – напомнил он о своем существовании.
– Да. – Голос теперь звучал как-то сдавленно.
– Попросите, пожалуйста, Игоря.
– А Игоряши нет…
У Алексея возникло ощущение, что женщина на том конце провода хотела еще что-то добавить, но в трубке снова установилась мертвая тишина.
– Алло. – Алексей дунул на всякий случай в трубку. – Будьте добры, передайте Игорю, что ему звонил Леша Беляев. Мы с ним вместе…
– Игоряши нет, – проронил голос. – И не будет больше. Он ушел.
– А вы не подскажете, где его можно найти? – попытался Леша, но собеседница вдруг заговорила быстро-быстро, часто всхлипывая, не слыша Алексея:
– Он сам так захотел. Он упал неудачно… Врачи пытались, но… Записку оставил, никого не винить, мол… А эти в больнице сказали, что неудачно упал, вот если б… А как? Как можно упасть удачно с девятого этажа? Хотя если б удачно, то, наверное, сразу бы умер. А так… Правда, в сознание так и не пришел…
– Простите. – Алексей сам не услышал собственного голоса.
– Господи! – Голос сорвался на истерику. – Когда ж это все кончится? Сколько ж можно звонить?! Нету его! Уж три месяца как нету! А они все названивают… Нету его… Нету Игоречка… Ну зачем?.. Зачем? И зачем вы все трезвоните, чего хотите? Когда ж это проклятие закончится, наконец?.. Игорюша, зачем?.. Почему…
– Простите, – чуть громче повторил Алексей и повесил трубку.
На душе было гадко.
Игорю было двадцать, может, двадцать один, они с Алексеем учились в одном классе, стало быть, одногодки.
«Она говорила, что он три месяца как… – через туман припомнил Беляев. – А ведь он в августе родился. Значит, он и до двадцати одного не дожил. Интересно, кто она, мать? Боже, в голове не укладывается. Игорь эдакий тихий, интеллигентный еврейчик. Иногда занятный, чаще занудный. В принципе умел посмеяться, да только глаза всегда грустными оставались».
Именно глаза вспомнились сейчас Алексею. Почему вдруг? Лицо стерлось, некоторые черты активно не желали всплывать в памяти, оседая там расплывчатыми пятнами, и лишь глаза. Грустные и все понимающие, как у коровы, что ведут на бойню. Только умнее.