Жорди усмехнулся сухими обтянутыми губами, на лице его застыла гримаса.
— Этого можно было ожидать, — глухо произнес он. — Не повредило бы только это первому редактору — тому, что плохо смотрел.
— Пиши все равно, — сказал Давид, потому что уже тогда ого охватило беспокойство. — Будет же когда-нибудь просвет, а у тебя материал уже готов.
Но Жорди покачал головой и после этого долго к ним не показывался. Поэтому сейчас Люсьен Мари была безутешна, а Давид пробормотал:
— Не вытворил бы только чего с отчаяния…
Пока они стояли так и тихо совещались, на дворе послышались жесткие шаги.
Сама манера печатать шаг уже служила первым предостережением о безграничной власти и насилии.
В дверь громко постучали. Мужские голоса. Голос Анунциаты, громкий, протестующий.
Давид сбежал вниз, чтобы посмотреть, что случилось, — и был встречен дулом карабина и краткой командой оставаться наверху и стоять тихо. Он поймал их на слове, остановился на лестнице. Оттуда в косой перспективе дверного проема он мог следить за тем, что происходило внизу, на первом этаже.
Четверо мужчин в оливково-зеленых мундирах, в черных касках, четверо жандармов прямо-таки исходили служебным негодованием. Двое стояли на страже в дверях, двое делали грубый обыск во всем доме, от подвала до чердака. Они резко обрывали все вопросы, рылись в каждом уголке, выбрасывали одежду из всех шкафов, даже перевернули большой сундук с бельем у Анжелы Тересы.
— Совсем как во время оккупации, — прошептала Люсьен Мари, побледнев. Она подошла и встала на лестнице позади Давида.
— Не бойся, — сквозь стиснутые зубы сказал он и нашел ее руку. — Нам они ничего не могут сделать.
Огонь и асбестовая одежда. Когда кругом горит, ты должен быть доволен, что она у тебя есть.
Единственным человеком, не обращавшим внимание на вторжение, оказалась Анжела Тереса. У нее был один из тех дней, когда душа ее отсутствовала. Она еще не вставала, сидела в постели в своей ночной рубашке с высоким воротом и бормотала про себя что-то непонятное, белые пряди волос торчали из-под шали, накинутой на ее голову и плечи Анунциатой. Жандармы посмотрели на нее смущенно и оставили в покое, но их начальник вернулся назад и пошарил под кроватью стволом карабина.
— Ты что ищешь, Педро? Горшок или шлепанцы? — спросила Анжела Тереса и уставилась на него пустым взглядом.
Жандармы фыркнули, а молодой начальник вспыхнул и поспешил далее.
Потом они отодвинули в сторону чету Стокмаров и также методично прошлись по второму этажу.
Обыскивая один из шкафов, они выронили из него коробку с детской одеждой, и Люсьен Мари вскрикнула. Тогда они особенно тщательно обследовали этот шкаф, обстукали его стенки, подошли поближе к Люсьен Мари и подозрительно ее осмотрели. Губы Давида искривились, но он сдержал свою реплику про себя: «Нет, дорогие друзья, под ее широким жакетом не скрывается контрабандист…»
— Давид, — прошептала Люсьен Мари, — мне плохо…
Начальник, видимо, лейтенант по чину, начал допрашивать Давида. Он уселся за письменный стол и вынул блокнот.
— Ваше имя?
— Мой паспорт в правом ящике.
Лейтенант вынул паспорт и списал что-то себе в блокнот.
— Женщина?
— Это моя жена.
— Ее нет в паспорте.
— Можете посмотреть свидетельство о браке. Паспорт был выдан раньше.
Лейтенант оставил свой вопрос и перешел к главному.
— Вы знаете некоего Франсиско Мартинеса Жорди?
— Да.
— Вы близкие друзья?
— Мы друзья.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Примерно неделю тому назад.
— Не вчера вечером?
— Нет.
Лейтенант вытянул вперед голову:
— А сегодня утром?
— Нет!
— Вы прячете Мартинеса Жорди здесь в доме?
— Прячем здесь?
— Это я вас спрашиваю!
— Нет.
— Можете подтвердить это под присягой?
— Да, могу.
Жандарм вперил в него свой взгляд, обошел кругом и накинулся снова:
— Вы коммунист?
— Кто, я? — не удержался Давид.
— Отвечайте на вопрос!
— Нет. И Жорди тоже.
— Давид, — позвала Люсьен Мари.
— Отвечайте на вопросы. Вы сочувствуете коммунистам?
Агрессивность вызывала ответную реакцию, она начала отзываться на нервах Давида. Люсьен Мари схватила его за локоть, и Давид подумал, что она, как все женщины, хотела помешать ему разозлиться и дать неосторожный ответ.
Но тут он вдруг увидел ее лицо.
— Что такое, Люсьен Мари?