— Катя умолкла, — продолжал свой рассказ Борис Ефимович. — Маша смотрела на нее, не спуская глаз. — Помню, в мою сторону она оглянуться боялась.
Я выбил трубку и сказал: «Славный у вас, Катя, поединок был… с самой собой! Потому и полярницей настоящей стали».
Один из слушателей заметил: «А верно Катерина Алексеевна сказала: каждый из нас о таком пережитом страхе может вспомнить. Без того полярником не становишься».
Я ответил: «Это, конечно, верно. Каждый мужчина тоже такие страхи переживал. Только вот, пожалуй, мужчина об этом никогда бы не рассказал».
Тут все рассмеялись, но со мной согласились.
Потом попросили меня что-нибудь рассказать.
Что ж, у капитанов всегда найдется, что вспомнить. Откашлялся я, затянулся трубкой и говорю: «Сегодня мы крепко поработали, сразу весь уголь на берег перетаскали».
Вижу — Маша моя краской наливается. А я продолжаю: «Не всегда так удачно получается. Бывает, что к острову и не подойдешь, выгрузку ведешь на ледяной припай. А уйти порой приходится раньше, чем успевают полярники уголь на берег перетаскать. Подует ветер, шторм начнется — отломит льдинку вместе с топливом и… поминай, как звали!»
«Неужели были такие случаи?» — спросил кто-то.
«Бывали», — ответил я.
«И полярники зимовали без топлива?»
«Всякое случалось. Например, на острове Врангеля… Не могли туда пройти корабли. Вот полярники и прозимовали две зимы без топлива. Могли улететь, да не захотели. А в другом месте, отсюда неподалеку, так там ветром весь уголь унесло вместе с береговым припаем».
«Без топлива зимой… да разве можно?» — спросила Маша. Невольно это у нее вырвалось.
«Смотря кому, — смеюсь я. — Вот я вам расскажу сейчас про полярников, которым и это оказалось под силу. Одного из них вы все знаете… Они зимой ветром грелись».
«Теплым ветром? Разве такие тут бывают?» — удивился кто-то.
«Зачем теплым? Умеючи и холодным можно погреться».
И я рассказал про остров и его самоотверженных обитателей.
Против ветра
Остров был открыт всем ветрам. Чуть приподнявшийся над ледяными полями, он был затерян среди моря, пустынный, плоский, выметенный метелями.
Солнце на многие месяцы исчезало за горизонтом. В редкие дни, когда не было туч, над островом светили звезды и полыхало сияние. Потом солнце возвращалось. Изо дня в день оно поднималось все выше и выше, освещая базальтовые скалы и снежные морщины на обрывах берега. Тогда просыпалось море и гнало льдины одна на другую, сталкивало их, ломало.
Но ветер дул не переставая. Он не стихал. Он лишь менял направление, уходил куда-то и возвращался, чтобы снова пронестись над островом, завыть по-волчьи в скалах, пролететь по гладкому прибрежному леднику, закружиться на его куполе.
В морозную звездную ночь человек шел против ветра.
Ветер рвал на нем полы полушубка, залеплял снегом глаза, старался потушить фонарик, наметал на пути сугробы.
Человек остановился.
Он заглянул в маленькую будочку. В светлом пятне фонарика виднелся метеорологический прибор. Закоченевшими пальцами человек записывал в тетрадь показания прибора. На ветер он не обращал внимания. Для него это была обычная погода, к которой он привык за пятнадцать лет, проведенных в Арктике.
Ветер иссушил его лицо, да и всю фигуру, жилистую и упругую, фигуру человека, привыкшего к лишениям и суровой жизни.
Вдоль натянутого каната Сходов — так звали этого человека — шел к дому. Он совершал этот путь к метеоплощадке и обратно через каждые четыре часа и днем и ночью, в любую погоду.
У Сходова, метеоролога и начальника полярной станции, не было сменщиков, как не было их и у его товарищей — метеоролога Юровского и механика Анисимова. Еще по пути на остров, на корабле, они отказались от сменщиков, так как на другом острове надо было заменить больных полярников.
Сходов подошел к станции. Ветер бил в спину. Он ворвался в сени, едва метеоролог открыл дверь.
В темном, холодном коридоре в свете фонарика заискрился снег на дверях и стенах.
Сходов вошел в освещенную коптилкой радиорубку со стенами, покрытыми инеем. Она казалась оклеенной лохматыми, изодранными обоями.
Сходов хмурился. Метеоролог Юровский лежал в спальном мешке.
— Как дела, Женя? — спросил Сходов.
В ответ Юровский закашлялся, сухо, с натугой.
Сходов подошел к юноше, положил ему на лоб руку. Определить, есть ли у него жар, он не мог. В комнате температура была намного ниже нуля.
Молчаливый, сосредоточенный, Сходов сел за рацию и связался с островом Диким. Он отстучал ключом очередные радиограммы, полученные от соседей, для которых он был посредником, передал метеосводку, а потом вызвал к микрофону врача.