Моя мать, Джинетт Приоло Миддлтон, стояла на веранде, закутанная в черную кашемировую накидку, и, хотя ей было за шестьдесят, выглядела она такой же красивой, какой, вероятно, была во время своей короткой, но звездной карьеры оперной дивы. Ее темные волосы блестели в свете уличного фонаря, а вокруг зеленых глаз почти не было видно морщин, выдававших ее возраст. Мама была невысокой, но почему-то никогда не казалась маленькой. Я заметила эту особенность после нашего недавнего примирения и наших недавних сражений с духами, которые упорно отказывались угомониться. По моей спине пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с холодом. Мать никогда не приходила без предупреждения. Если тому не было причины.
– Мама, – сказала я, отступая назад, чтобы впустить ее в дом.
Поцеловав меня в щеку, она, не снимая перчаток, вручила мне свою накидку. Мама всегда носила перчатки, даже летом. Ее дар, по ее словам, заключался в способности видеть невидимые вещи, прикасаясь к предметам. Перчатки защищали ее от ошеломляющих картин и голосов, бомбардирующих ее после случайного контакта, например, с перилами лестницы или дверной ручкой.
– Извини, что я так поздно. Но я возвращалась с собрания библиотечного общества, проходила мимо твоего дома и решила, что это лучше не откладывать до утра.
– Что именно не откладывать до утра? – спросила я. В горле у меня внезапно пересохло.
Мать зябко потерла ладонями предплечья.
– Мы можем пойти куда-нибудь, где теплее? Мне нужно отогреться.
– У меня в гостиной горит камин. – Я шла впереди, а собаки резвились и подпрыгивали, пытаясь цапнуть высокие каблуки моей матери.
Нола бросилась ей навстречу, чтобы обнять. Между ними была крепкая связь, за что я была благодарна, хотя иногда мне казалось, что у них против меня какой-то сговор. Или же они смеются надо мной. Когда я спросила Джека, замечает ли он это, мой обожаемый супруг сохранил вежливое выражение лица. В конце концов мы согласились, что во всем виноваты послеродовые гормоны – это из-за них я воспринимаю многие вещи в искаженном свете.
– Классные туфли, Джинетт, – восхитилась Нола. – Одолжите их мне на свидание?
Моя мать улыбнулась.
– Конечно, просто попроси в любое время. Мой шкаф к твоим услугам.
Я посмотрела на свои пушистые розовые тапочки и попыталась не обращать внимания на бедные ноги, которые все еще пульсировали от боли, вспоминая о той мучительной пытке, которой они подверглись днем.
– Сколько времени тебе понадобилось после того, как ты родила меня, чтобы твое тело и ноги вернули себе прежнюю стройность?
Они с Нолой переглянулись – я была почти уверена, что это не плод воображения моих гормонов, – после чего моя мать снова повернулась ко мне.
– Не припомню, чтобы меня… разнесло очень сильно. Когда тебе исполнился месяц, я носила свою старую одежду и обувь. Но у тебя родились близнецы, – быстро добавила она. – И ты намного старше, чем была я, а это радикально меняет уравнение.
Моя мать и Нола в унисон кивнули, и у меня вновь возникло смутное ощущение, что им известно нечто такое, чего не знаю я. Нола вернулась к столу и предложила гостье сесть в одно из мягких кресел у огня. Я села в другое.
– Хочешь что-нибудь поесть или выпить?
Мать покачала головой.
– Нет, у меня все в порядке. Твой отец ждет меня дома, и я буду краткой. Ты уже говорила со своей кузиной Ребеккой?
При упоминании Ребекки Нола простонала. Я вспомнила розовый листок, полученный утром на работе, который я тут же выбросила и забыла.
– Она оставила мне сообщение, но я не перезвонила ей. Был мой первый день на работе. Мне хватило дел и без разговора с Ребеккой. – Я подалась вперед. – Почему ты спрашиваешь?
– После того как она не смогла связаться с тобой, она позвонила мне. – Огонь в камине потрескивал, и мать посмотрела на пламя. – Ей снились сны.
На миг закрыв глаза, я увидела на внутренней стороне век отпечаток желто-оранжевого пламени.
– Сны?
Ребекка, наша очень дальняя родственница, похоже, также унаследовала шестое чувство, с той разницей, что ее экстрасенсорные способности проявлялись во снах. Она не всегда была точна в их толкованиях, но обычно угадывала верно, что не могло не вызывать тревогу.
Не глядя на меня, мать кивнула.
– Она видела юную девушку в белой ночной рубашке, видела, как она бьется о стену. – Мать снова повернулась ко мне, и я увидела отражение огня в ее зеленых глазах.