— Это он был у Вас? — Логинский ткнул пальцем в улыбающееся лицо на афише.
— Он, — ответил Платонов.
— Вот видите, а Вы из-за какой-то зверушки… — успокаивал Бориса Степановича Пухин. Но неожиданно его прервал стук телетайпа.
— В волосе нет изотопа углерода четырнадцать, — прочитала вслух Хитрит и отдала телетайпограмму Логинскому.
— Ну и что? — спокойно заметил Логинский, — там нет и урана двести тридцать пять и многого другого, например седины.
— Шутки не к месту, — строго сказала Эльза, — это означает, что волос не принадлежит ни одному земному организму.
— Вот именно, ни одному земному организму, — Пухин хитро прищурился, — это шерсть синтетической игрушки.
— Да, да! — закричал Платонов, — на прошлой неделе у меня была племянница с игрушечной собачкой.
— Не стоит торопиться со скоропалительными выводами, — молвил устами Логинского его многолетний опыт.
— Но и расстраиваться не стоит. А почему бы нам, друзья мои, не пойти в цирк? — привлекая к себе внимание, беззаботно и радостно спросил Пухин.
…Цирковое представление унесло Платонова и трех сотрудников североярского розыска от жизненных забот и печалей в нирвану радости и веселья. Но когда инспектор манежа объявил о выступлении говорящих животных, все четверо, вооружившись театральными биноклями, стали внимательно следить за происходящим на арене.
Животные, правда, оказались не столько говорящими, сколько поющими. Петух, поджимая поочередно то одну, то другую ногу, громко распевал: «Я кукарача». Затем усевшаяся на микрофон ворона завела монотонную песню о знойной пустыне: «Этот Кара-Кара-Кара-кум». Ее прервала рыжая корова с шелковым бантом на хвосте: «Остановите му-зы-ку!» Две сороки в очках и белых косынках что-то обсуждали, ежеминутно заливаясь смехом. В заключение на арену вышел дрессировщик, снял цилиндр и поклонился. На его лысине, засиявшей в лучах разноцветных юпитеров, не было ни веснушек, ни родимых пятен, ни бородавок.
По окончании представления Логинский строго сказал Борису Степановичу:
— К Вам заходила племянница с игрушкой и никто больше.
А потом, ласково положив руку на плечо Платонова, он спросил заботливо:
— Вы давно были в отпуске?
Но тут в потоке зрителей, покидающих цирк, они увидели двух мужчин с совершенно одинаковыми лицами и лиловыми бородавками на затылках. Заметив, что их пристально разглядывают, мужчины быстро побежали к выходу, а затем — в разные стороны. Платонов с Пухиным помчались за левым, Логинский и Хитрит — за правым.
Вскоре Платонов настиг преследуемого и схватил его за плечи. Подбежавший Пухин вместо того, чтобы помочь Платонову, растерянно смотрел на обоих — это были два Платонова. Наконец, одному из Платоновых удалось повалить противника на землю.
— Почему Вы меня преследуете? — спросил побежденный.
— Вы, Вы, — процедил сквозь зубы Платонов без бородавок и вдруг с гневом закричал:
— Вы — консерватор, консерватор энергии… Вы украли мою внешность!
Платонов с бородавками моментально превратился в Нину Александровну — жену Бризковского, которая часто делала замечания Борису Степановичу за излишнюю громкость его телевизора. Платонов привычно отступил перед ее суровым взглядом.
— Вы, наверное, наслушались этих горе-менял из Межгалактического кооператива? — строго осведомилась лже-Нина Александровна.
— Где Чебурашка? — столь же строго спросил Пухин.
— В детском саду играет с ребятишками.
— Надеюсь, Вы не откажете в любезности пройти с нами до детского сада? — Пухин галантно взял лжедаму под руку.
Ушастый сотрудник Межгалактического кооператива, оказавшись на площадке детского сада, без труда вступил в контакт с его обитателями. Восторг и радость, с которыми его встретили, говорили, что земляне верили в существование ему подобных и ждали его пришествия. Ошибочно почувствовав себя объектом религиозного поклонения, он столь же ошибочно принял игры в прятки и в салочки за обрядовые действия, а качели и карусели — за культовые сооружения. Вначале он пытался принять участие в детских играх, но быстро утомился, однако ему не позволили «выйти из игры». Инстинкт самосохранения подсказал способ избежать продолжения изнуряющих его процедур. Жестикулируя и двигая ушами, он начал рассказывать сказки. К радости детей, запас сказочной информации у сотрудника Межгалактического информационно-энергетического кооператива оказался немалым.
Платонов, Пухин и представитель Межгалактической монополии энергии и информации с умилением смотрели на детскую площадку. К ним подбежали Хитрит и Логинский.
— Мы своего упустили, — печально констатировала Эльза.
— А у Вас что происходит? — спросил Логинский. Он еще не разглядел Чебурашку среди детей.
— Раздает сказочную информацию, — сказал мимикрид.
— Не будем мешать детям, — Пухин грациозно поклонился и предложил покинуть детский сад.
За забором детского сада Платонов набрался смелости и обратился к пришельцу:
— В прошлый раз Вы были более агрессивны по отношению к Чебурашке?
— Обстоятельства изменились, — представитель монополии многозначительно улыбнулся, точь-в-точь как Нина Александровна.
— Расскажите об этом подробнее, — заинтересовался Логинский.
— За это время решением Межгалактического Вече упразднены кооператив и монополия, а организован единый информационно-энергетический комитет.
— Давно бы так. Вы что, не могли этого сделать раньше? — заметил Платонов.
— Проблема гораздо серьезнее, — пришелец превратился на радость Платонову из Нины Александровны в профессора Златогорова — известного североярского физика и астронома.
— Что же тут сложного? — удивился Пухин. — Взяли и объединились.
— Что Вы, что Вы, — «профессор» снисходительно улыбнулся, — наша монополия строго по биржевому курсу, определенному на основе точнейших расчетов, обменивала информационные биты на энергетические джоули и наоборот, а также контролировала сохранение информационно-энергетического баланса. Монополия процветала. Но однажды профессор Сен Тимент охарактеризовал деятельность монополии как бесчувственный расчет, ссылаясь на то, что биржевой курс не учитывал эмоционально-эстетическую ценность информации. Последователи профессора Сена Тимента — сентименталисты — основали свой кооператив и стали обменивать биты и джоули на невесть что. Так, за информацию об искусстве и фольклоре жителей планеты Фаэтон сентименталисты дали аборигенам столько энергии, что планету разнесло.
— Но ведь теперь совместными усилиями… — бодро произнес Борис Степанович.
— Увы, основная проблема — количественная оценка эстетических ценностей — осталась. Поэтому распад комитета на монополию и кооператив неизбежен.
— А нельзя ли дать свободу действий сентименталистам, чтобы они спокойно коллекционировали эмоции, а Вы бы контролировали общий баланс? — спросил Логинский.
— Это очень сложно, так как энергетические последствия подобного обмена могут быть весьма разнообразными. Прекрасный пейзаж, открывающийся с горных вершин, может иметь такую же эмоционально-эстетическую ценность, как и маленькая цветная фотография, а энергетические затраты на воспроизведение этих двух феноменов несоизмеримы. У Вас есть еще вопросы? Все молчали.
— В таком случае я прощаюсь с Вами и отбираю у Вас всю информацию о нашем пребывании и преобразую ее в энергию, необходимую мне для возвращения.
Инопланетянин исчез. Логинский повернулся к Борису Степановичу:
— У Вас к нам какое-то дело?
Платонов пожал плечами и направился домой.
Мало кто может сказать что-то конкретное о космических пришельцах, но не потому, что они редко посещали нашу планету, а потому, что жадность инопланетян заставляла их отбирать всю информацию о посещениях.
В Североярске по-прежнему периодически появляются слухи о бегающих чебурашках. Столь же периодически эти слухи бесследно исчезают, а на каждого приезжего, задавшего вопрос о Чебурашках, североярцы смотрят с недоверием и опаской.