Дождь уже кончил свое шествие по этим тихим улицам, Звягенцев уже давно прошел свою остановку и сейчас двигался, куда-то по инерции. Куда, он знать не хотел, не время сейчас было об этом думать. С испачканными туфлями и краями брюк он двигался по улицам среди каких-то невысоких домов, огни окон которых почти выстраивали шахматную доску. В одно из окон глядел мальчик и взглядом провожал этого брошенного и одинокого, по крайней мере сегодняшней ночью, незнакомца.
В одной из луж Звягенцев краем глаза увидел небольшой крест; он лежал на ночном, звездном, оттаявавшем от туч небе, и на его фоне выглядел идеально ровным черным пятном, которое иногда искривлялось от капель, падающих с веток берез. Николай поднял голову и увидел перед собой заброшенный храм. В сумерках он был похож на старый замок, про который он читал в сказках; стекол не было, как не было и дверей; сквозь их остаток просачивались кусочки космически красивого неба. Храм был не заметен на фоне ночи, и, наверное, таким бы и оставался, если бы Звягенцев случайно не повернул голову.
К нему, этому замку, мало, кто ходил. Все давно поросло травой, в которой от луны блестели бутылки, банки, фантики. Внутри слышались какие-то стоны, ругань.
Из дверного проема выбежал человек, подошел в прыжках к стене, расстегнул ширинку и стал мочиться на облезшие кирпичи. Вышедший за ним в пьяной походке парень увидел стоявшего недалеко мужчину в длин-ном плаще, очках, с мокрыми волосами и грязными ботинками.
– Че надо, блять. Съебался отсюда живо, – парня шатало в стороны, тело наклонялось то вперед, то назад. – Ты че, интелегенция, не понял, нахуй. Я те щас покажу.
Парень падая и снова вставая, падая и снова вставая, падая и снова вставая подполз к Звягенцеву, который почему-то даже не думал уходить, встал, расстегнул ширинку. Николай толкнул его в плечо, и тот упал на мокрую и грязную землю, поливая себе живот и штаны из своего прибора.
Незнакомец уже собирался уходить, но вдруг ему в лоб прилетело что-то твердое, острое. Звягенцев упал на спину, держась рукой за лоб, из которого по всему лицу растекалась кровь. В расплывчатом изображение он разглядел темную фигуру, державшую в руке открытую стеклянную бутылку.
– Эй, Слон, ты чего там делаешь? – раздался голос возле храма.
– Да мудила тут один гонора навел, – Слон наклонился к лежавшему на земле и ничего не соображавшему Звягенцеву, на груди Николая, что-то блеснуло. Слон шатающейся рукой дотянулся до этого «чего-то», висевшего на цепочке, дернул ее со всей силы и поднялся.
В руке у него лежал небольшой серебряный крест с Христом в центре и ангелами по бокам. На нем блестело несколько капель крови.
Звягенцев положил ладонь на грудь, на ней ничего не оказалось, це-почка была сдернута, а крест он сквозь наплывы крови смог увидеть в руке у Слона. Неожиданно Николай почувствовал прилив сил, он вскочил с земли, схватил за шиворот алкаша.
– Отдай крест.
– Э, слышь, бродяжный. Кореша моего отпустил! – к ним подбегал, запинаясь, падая, куверкаясь и снова вставая, еще один «Слон». Он что-то держал в руках.
– Э, че, не понял. А ну отпусти Слона.
– А то что? – Звягенцев не убирал руки с шеи…
Перед глазами медленно пробегала земля, засеянная лужами, небольшими еле живыми травками…
– Тяжелый говнюк…
…звезды пытались что-то нарисовать в своих неясных отражениях, но их закрывала тень огромного креста. Что-то он говорил, что-то шептал, но этого мало, кто слышал, под звуки где-то ходивших машин, под звуки бьющихся бутылок, постоянного смеха, под несмолкающие звуки чавканья не было слышно того, что говорил Тот, кто навечно вознесся с этим крестом над этим миром.
Звягенцева бросили к какому-то камню, здесь везде воняло бензином, или керосином. Краям глаза он заметил маленький огонек, полетевший на землю. Николая окружило пламя, сквозь треск он смог услышать какое-то пьяное ликование, хохот и медленные шаги.
Пламя увеличивалось… огонь шел из окон, трещин… купол стал обвалиться и на землю полетел огромный деревянный крест… рядом с Звягенцевым лежало вырезанный из дерева человек. Он смотрел на него любящими глазами, в которых на мгновенье появлились слезы.
– Когда это все кончится? Когда? Как же я устал смотреть на этот полный лжи мир, где все играют, как хотят с ценностями, чувствами. Где истина наказуема, посмеяна, осрамлена. Где на каждом шагу, с каждым звуком, с каждым словом ты слышишь несмолкающий, леденящий смех дьявола. Где мертвецы, улыбаясь живут спокойно в своих домах, наполняют улицы. Им выкололи глаза, а они счастливы, думая, что идут на свет. Когда это все кончится?