Больно. Темно.
Кто-то впрыгнул в кузов, грузовик аж просел. Эмерик повернул голову, попытался подняться. Колено тяжело упёрлось ему в спину, не давая двинуться.
- Кто вы? Зачем? Что со мной будет? - кидался он вопросами, пока в рот не затолкали пропахшую машинным маслом тряпку.
Руки дёрнули, едва не вырвали из суставов, скрутили верёвкой. Рик зажмурился. Захотелось проснуться, но он не спал.
Похититель проверил узлы на его запястьях, щиколотках и спрыгнул из кузова на землю. Рик услышал, что рядом кто-то возится и мычит. Он тут не один?
Щёлкнул ключ зажигания, грузовик забормотал и тронулся с места.
Его увозили. Куда-то... Куда?
5
Амитта бежала за Ирро-джи к вокзалу и думала, что прелесть древних легенд в том, что они совсем не похожи на жизнь. В историях, передаваемых среди хиннов, подземные дэвы были прекрасны: мудрые, добрые, помогали слабым собратьям, любили их, некоторые даже создавали пары. Дети от таких союзов стали родоначальниками каст, в каждой - свой талант, передаваемый по материнской линии. Касты превратились в большие семьи. Когда души дэвов, напитавшиеся силой смертного существования, вернулись под землю, тела остались на площадях, в стенах домов, вросли в мостовые, чтобы ждать своих вечных хозяев.
И вот пришёл новый цикл перерождения. Пёс с ней, с любовью и прочими соплями, но эти легендарные дэвы даже говорить не могут. Злобные, безумные уроды, разрушающие Пуджами. Когда Ирро-джи рассказал о том, что в других городах Касаемые позволяют дэвам вытеснить из них души и поселиться в телах, Амитта поняла, что он предложит. И согласилась. Каждая каста славилась своим талантом, который использовала во благо остальных как могла.
- ...статуи помнят, как служить вместилищем для дэва, - донёсся до Амитты голос задыхающегося Ирро-джи, - а остальные предметы - нет. Ведро помнит, как держать воду, печь помнит, как принимать дрова и радоваться огню, мы помним, как быть собой. Но мы не вёдра, не печи, мы можем попробовать забыть, отрешиться. За тысячелетия, прошедшие с ухода дэвов, тел-статуй стало меньше, дэвам некуда вселиться. Они страдают. А я танцую в белых лепестках, здесь пахнет жасмином...
Амитта дёрнула Ирро-джи за руку, он потряс головой, и взгляд его прояснился. С тех пор, как статуи ожили, а вещи стали сходить с ума, каждый член касты Касаемых видел что-то вроде сна наяву. И постоянно, постоянно, постоянно в ушах назойливо звенел хор истеричных голосов. Чтобы хоть как-то уцепиться за реальность, Амитта напряжённо вслушивалась в слова Ирро-джи. А он говорил без умолку, наверное, по той же причине. Ничего, скоро им можно будет не сопротивляться.
- Я не знаю, хватит ли тел Касаемых на все души дэвов, - в сотый раз объяснял старик, когда из-за угла дома к нему выбежала девочка и обняла, вжавшись лицом в сбившийся халат.
Амитта ничего не успела сказать. Хинн оттолкнул девчонку и, осклабившись, вытащил из дорожной сумки нож.
У золотоволосой девочки были фасетчатые глаза, точно у гигантской мухи, а на месте губ - два лепестка шиповника. Она шевельнула ими, издала хриплый рык. Шатнулась было к Амитте, но Ирро-джи сделал выпад в её сторону. Ожившая статуя шарахнулась в тёмную подворотню. Хинн схватил Амитту за руку и потащил дальше.
Улица выплюнула их на привокзальную площадь. Посреди неё сидел смутно знакомый мужчина. Он прижимался щекой к отколовшейся от здания вокзала глыбе и постукивал по камню ржавым молотком. Мужчина плакал, время от времени срываясь на животный вой. Ему вторили часы на здании вокзала. Их стрелки обнимали друг друга на цифре пять и рыдали от страха. Через мгновение циферблат рухнул на асфальт и раскололся, а из корпуса часов вывалились детали, точно кишки из распоротого живота.
Ирро-джи толкнул Амитту в плечо, чтобы очухалась, и зашагал к колонне из четырёх грузовиков. Подсадил девушку в кузов.
Только когда она уже тряслась на провинциальных ухабах, подумала, что все Касаемые Пуджами могли бы спокойно разместиться и в двух машинах. Амитта ни о чём не пыталась спрашивать знакомых, сидевших к ней плечо к плечу. В тёмной тесноте кузова, среди измученных бессонной ночью и страхом людей будто бы не умещалось ни одного слова.
Грузовик несколько раз сворачивал. В отдалении слышался треск пулемётных очередей, грохот обрушиваемых зданий. Чем ближе подъезжали машины к древнему храму с аллеей, утыканной шипами чёрных камней, тем тише становились звуки. Наконец грузовик резко затормозил, люди стали выпрыгивать на землю.
Амитта проморгалась, осмотрелась. Статуи, когда-то стоявшие вокруг развалин храма, исчезли. Брусчатка бугрилась, словно под ней недавно проползла дюжина гигантских червей.