Лихослав управил лодью к морю, кормщик отымает управленье и воротит к берегу. Одни вздымают паруса, другие не дают.
Гореслав и закричал:
— Братцы, не оставьте нас! Доброхоты, не покиньте!
Лихослава этот крик будто с ног срезал: чаял, потеряется да околеет там, а он стоит как милый.
В злобе Лихослав забыл всю смуту в лодье. Он хватает лук и пускает в брата одну за другой три стрелы. Первая стрела, пущенная Лихославом в брата, утонула в море. Вторая жогнула Гореслава в голенище у бахил.[50] Третья стрела прошила рукавицу и ладонь, когда Гореслав в ужасе прикрыл глаза рукою.
Сказанье говорит, что, видя это злодеянье, оцепенели море и земля, окаменели люди в лодье. А Гореслав, добрый, кроткий, стал престрашен. Он грозно простёр окровавленные руки к морю и закричал с воплем крепким:
— Батюшко Океан, Студёное море! Сам и ныне рассуди меня с братом!
Будто гром, сгремел Океан в ответ Гореславу. Гнев учинил в море. Седой непомерный вал взвился над лодьей, подхватил Лихослава и унёс его в бездну.
Утолился гнев Студёного моря. Лодья опрямилась, и люди опамятовались. Дивно было дружине, что все они живы и целы.
Гореслав ждал их, сидя на камне, с перевязанной рукой. Дружинники, от мала до велика, сошли на берег, поклонились Гореславу в землю и сказали:
— Господине, ты видел суд праведного Моря. Теперь суди нас.
Гореслав встал, поклонился дружине тем же обычаем и сказал:
— Господо дружина! Все суды прошли, все суды кончились. А у меня с вами нету обиды.
С этой дружиной Гореслав и промышлял до старости. Дружина держала его в чести, а он их — в братстве.
Сказка о дивном гудочке[51]
У отца у матери был сынок Романушко и дочка Осьмуха. Романушко настолько кроток, его хоть в воду пошли. У Осьмухи глаза завидущие, руки загребущие. Вкруг деревни, сколько глазом окинь, всё мох, серебряный мох. Летом Романушко с сестрой ходят по ягоды. Берут ягодки синие, ягодки красные. Им матерь однажды говорит:
— Кто сегодня больше принесёт, тому опояска лазорева, атласна.
Ступают брат и сестра по белым тем оленьим путищам, берут ягодки синие, ягодки красные. Брателко всё в коробок да в коробок, сеструха всё в рот да в рот.
Полдень. Жарко, солнечно. У брателка ягод класть больше некуда. У сеструхи две ягодичины по коробу катаются, гремят. Ей и пала на ум думка. Она говорит:
— Брателко, солнце уж на обеднике. Привались ко мне, отдохни, я у тя буду головушку учасывать частым гребешком.
Романушко привалился к сестре на колени, и только у него глазки сошлись, она нанесла нож…
Не пуховую постель брату постилала, не атласным одеяльцем укрывала, положила брателка в болотную жемь,[52] заокутала оленьим белым мохом.
Домой прибежала, братневы ягодки явила.
— Вот вам ягодки синие, ягодки красные, пожалуйте мне-ка поясок лазоревый, атласный.
— А Романушко где-ка?!
— Не слушался, убежал, лесной царь его увёл.
Романушка заискали, в колоколы зазвонили. Романушко не услышал, на зов колокольный не вышел, только стала над ним расти на болотце тонка рябина кудревата.
Ходят по Руси скоморохи, утешают людей песнями да баснями, гудками да волынками. Идут по болотцу, где Романушко лежит, увидели рябинку, высекли тесинку. Сделали гудок с погудалом. Не успели погудальце на гудок наложить, из гудка голосок родился и запел:
Скоморохи говорят:
— Эко, государи, диво какое! Гудок-от человеческим языком выговариват.
Вот идут скоморохи по дороге, да в ту деревню, где Романушкин-то дом.
— Государь хозяин, пусти весёлых людей ночь переночевать.
— Государи скоморохи, здесь не до веселья, сын потерялся. Ушёл по ягоды — не воротился.
Скоморох Вавило говорит:
— Возьми-ко, хозяин, погудальце. Не расскажет ли тебе гудок какого дива.
Не поспел отец погудальце на гудок наложить, запел из гудочка попечальный Романушкин голосок:
Мать-то услыхала:
— Дайте мне, дайте гудок-от!
Не поспела матерь погудальце на гудок наложить, запел с гудочка попечальный Романушкин голосок:
50
Бах