Притворяясь, что опыты меня чрезвычайно увлекли, я попросил короткой передышки от бесконечных умираний и получил ее. Я использовал эти дни для работы в лаборатории, зная, что отец всецело поглощен вскрытием зверьков, которых ловили для него слуги, и не заметит, чем я занимаюсь.
Я опирался на следующие две предпосылки: во-первых, на электролиз воды, то есть разложение ее на составные части с помощью электричества, и, во-вторых, на гипотезу о существовании некой силы, обратной силе тяготения, которую Астор назвал апергией. Как земное притяжение только притягивает предметы друг к другу, но не соединяет их, так апергия сводится лишь к отталкиванию. Атомное же и молекулярное притяжение не только притягивает предметы, но и объединяет их в нечто целое — и я стремился найти силу, обратную этому притяжению, и не только найти, но и научиться управлять ею. Например, молекулы водорода и кислорода, вступая в реакцию, распадаются и образуют новые молекулы, содержащие оба эти элемента, — молекулы воды. При электролизе же эти молекулы расщепляются и возвращаются в свое первоначальное состояние, образуя два разных газа. Сила, которую я хотел найти, должна была оказывать такое же воздействие на любые молекулы любых соединений. А потом мне останется только заманить отца в поле действия этой силы, и он будет мгновенно разложен на составные элементы.
Не следует думать, будто сила, которую я в конце концов открыл, вообще уничтожала материю, — нет, она уничтожала лишь форму. Не воздействовала она, как я вскоре убедился, и на неорганические соединения. Но никакие органические формы не могли ей противостоять. Эта избирательность ее действия сначала приводила меня в недоумение, хотя я все понял бы без труда, если бы немного поразмыслил. Поскольку число атомов в органических молекулах намного превосходит число атомов даже в самых сложных неорганических молекулах, для органических соединений характерна неустойчивость и они легко распадаются под воздействием различных физических сил и химических реактивов.
Две мощные батареи, соединенные с магнитами, которые были мной сконструированы специально для этой цели, излучали два могучих силовых потока. Каждый поток в отдельности был абсолютно безвреден, чего нельзя было сказать о невидимой точке их пересечения. Проверив на практике их действенность и чуть было не обратившись при этом в ничто, я занялся устройством ловушки. Расположив магниты так, что вход в мою комнату превратился в зону смерти, и подведя к моему изголовью кнопку, включавшую батареи, я улегся на кровати.
Слуги по-прежнему сторожили меня по ночам, сменяясь в полночь. Я включил ток после того, как первый заступил на дежурство. Едва я задремал, меня разбудило резкое металлическое позвякивание. На пороге валялся ошейник Дэна, сенбернара моего отца. Мой страж кинулся поднять ошейник и исчез, как взметнувшаяся пыль, — только его одежда кучей упала на пол. В воздухе чуть-чуть запахло озоном, но, поскольку его тело в основном состояло из водорода, кислорода и азота, равно бесцветных и лишенных запаха, оно, исчезнув, не оставило никаких других следов. Впрочем, когда я отключил ток и убрал его одежду, я увидел горстку золы — это были остатки входивших в его организм углерода и других нелетучих элементов, вроде серы, калия и железа. Включив ловушку, я вновь укрылся одеялом. В полночь я встал, убрал останки второго слуги и спокойно уснул до утра.
Проснулся я от сердитого голоса отца, который звал меня из лаборатории. Я усмехнулся. Его некому было разбудить, и он проспал! Затем я услышал, что он идет к моей комнате, и сел на постели, чтобы не упустить миг его дезинтеграции. У двери он приостановился, а потом сделал роковой шаг. Пфф! Словно зашелестели сосны. Он исчез. Его одежда бесформенной грудой легла на пол. Я уловил не только запах озона, но и чесночный запах фосфора. Под одеждой лежала горстка золы нелетучие элементы. И все. Передо мной открылся мир. Мой плен кончился.
О'Генри
ИСТОРИЯ ПРОБКОВОЙ НОГИ
(Перевод с английского В.Жебеля)
— Мадам, — сказал одноногий мужчина, обращаясь к пожилой женщине, своей соседке по вагону, — мадам, как видите, я одноногий. Несколько лет назад у меня была пробковая нога, которая служила мне не хуже, а в некоторых отношениях даже лучше моей опочившей конечности. Я потерял ногу, когда скитался с бродячим цирком, и директор, человек большой доброты, дал мне пробковую ногу своего покойного зятя. Она была мне капельку длинновата, но в любом другом отношении лучшей и не пожелать. Она выглядела совсем как человеческая, но имела одно преимущество — тщательно разработанную систему пружин. Когда я торопился, я заводил свою ногу и мог пропрыгать на ней без остановки восемь миль с четвертью.
Ну вот, так я и жил, присматривая за нашим зверинцем, и особенно внимательно следил за самым ценным экспонатом твоматвитчем. Вполне возможно, что вы никогда не слыхали о твоматвитче, наш был единственным экземпляром, попавшим в Америку. Его родина — остров Норфолк, и он ест только шишки норфолкских сосен, которые нам влетали в копеечку: их приходилось импортировать. Твоматвитч похож на зайца и бегает как заяц, но шкура у него крысиная, а хвост совсем как у белки.
И вот однажды вечером, когда я кормил его, как обычно, с рук, солома около его клетки загорелась и испуганное животное, вырвавшись из моих рук, побежало к выходу. Я никак не ожидал такой штуки: твоматвитч был совсем ручным и никогда не пытался убежать.
К счастью, моя нога была заведена, и я запрыгал за ним. Я отпустил тормоз и мчался вперед на полной скорости. Но и твоматвитч был прекрасным бегуном, а бесконечная гладь прерий как нельзя лучше подходила для гонок. Примерно миль через пять он опережал меня ровно на двадцать ярдов. Ни я, ни он не могли бежать быстрее. Наконец я увидел, что животное выбивается из сил. Расстояние между нами очень медленно сократилось сначала до пятнадцати ярдов, потом до десяти. Твоматвитч попытался уйти скачками, но этим он выиграл всего несколько ярдов, которые я наверстал очень скоро. Тогда он пришел в отчаяние и, как только я приблизился к нему на пять футов, нырнул в нору койота, оставив меня в грустном одиночестве. Ни людей, ни жилья поблизости. Ночь была теплая, и я решил передохнуть, пока люди, побежавшие вслед за мной, не разыщут меня. Я завел свою ногу, на случай если она мне понадобится, отстегнул ее и заткнул ею нору, чтобы твоматвитч не смог выбраться. Затем я отыскал уютное местечко и прилег отдохнуть, совершенно растрясенный долгой погоней.
Через полчаса я услышал шум: твоматвитч скреб мою ногу. Когда я подполз к норе, нога каким-то образом распрямилась (для этой цели у нее была пружина, и зверек, наверное, коснулся ее) и убежала вместе с твоматвитчем. Так как нога была свободна от моего тела, она увеличивала скорость с каждым прыжком и мчалась вперед как бешеная. Она становилась все меньше и меньше, напоминая маленького скачущего клопа, и в конце концов запрыгнула за горизонт.
Хорошенькое положение! Нога убежала. Твоматвитч тоже. Ни еды, ни выпивки. Двое суток я провалялся там, мадам, без крошки во рту. Я не мог прыгать на моей оставшейся конечности, а ползти было бесполезно: я умер бы с голоду, прежде чем дополз бы до цели. К вечеру второго дня на меня наткнулся какой-то ковбой. Он увязал меня в чистый вьюк и привез в город. Он сказал, что видел следы одинокой ноги на берегу реки Платт. Значит, моя бедная нога прыгнула в нее и теперь, наверное, занесена песком на дне этой вероломной реки. Да, я плачу, мадам. Извините мне эти слезы, я никогда не смогу говорить об этом спокойно. Может быть, вы будете столь добры и дадите мне немного денег на покупку новой ноги?
Она сочувственно посмотрела на него и в глазах ее блеснули слезы. Она открыла сумочку вынула из нее карточку и протянула несчастному. Он жадно схватил ее и прочел: «Помогите бедной глухонемой».