В 18.00 в морозильную камеру вошел прозектор Скрипкин и, разумеется, тут же увидел, что одного, самого главного, тела нету…
Вскоре задубелое тело разогрелось и стало послушным. К «Скоробогатову» даже вернулось некое подобие памяти, но не человеческой, а скорее животной, помогающей должным образом ощущать себя в пространстве и передвигаться в нём. Носителем «человеческой» памяти был Марьяж, который подсказывал самое необходимое: как правильно, пользуясь подземным переходом, перейти дорогу, как идти по тротуару и не сшибать своей немалой массой идущих навстречу прохожих, что отвечать, если кто-то о чем-то спросит, и прочее, и прочее.
Людей на улицах было полно. От размеренно шагающего «Скоробогатова» шарахались. Мало того, что он был неестественно бледен и от него несло формалином, — начали подтекать небрежно наложенные швы на животе и черепе. На рубашке уже имелось узкое прерывистое желто-красное пятно, из-под волос на лоб и шею потянулись тонкие полосы сукровицы.
Марьяж вовремя это заметил и увел покойника на огороженный высоким забором пустырь. Что он с ним там делал, лучше не рассказывать, но когда «Скоробогатов» вновь вышел на публику, он имел бронзовый глянцевый загар, на нем была бордовая водолазка с охватывающим шею воротом, от него пахло крепким одеколоном и шагал он много легче, чем раньше, ибо оставил на пустыре зарытые в землю проформалиненные внутренности. Кстати, одеколон, крем, имитирующий загар, и водолазку Марьяж позаимствовал в ближайших магазинах.
«Скоробогатов» теперь не так привлекал внимание, но всё равно тех, кто начинал присматриваться к нему внимательнее, передергивало от отвращения. Этот остановившийся взгляд, бронзовые глянцевые, ничем не выделяющиеся на лице губы, общее ощущение омертвелости, застылости, будто человек этот вообще не дышал — бр-р.
Хроноизолированные полости попадались не часто, но попадались. «Скоробогатов» чувствовал их за пятьдесят метров, дальше не получалось. В некоторых кто-нибудь да находился, хотя нужно было приложить много старания, чтобы угодить в данную полость. Однако же вот угождали. Не умея выбраться наружу, люди эти умирали от жажды и голода. Время в полости тянулось по своим законам, страшно медленно. Физиологические процессы в организме соотвественно замедлялись в сотни раз. Три дня в полости растягивались на несколько земных лет, но для несчастного всё равно это было тремя бесконечными днями. Особенно убивало, если в полости уже имелся труп или трупы. Так что в пропаже землян не всегда бывали виноваты инопланетяне.
В двух ловушках наряду с трупами находились живые люди. Пока еще живые. Игоря Попова среди них не было. Заходя в полость, «Скоробогатов» разумеется исчезал, выходя из оной — естественно появлялся. Те из прохожих, кто это замечал, были в шоке. Люди в ловушках, у которых с появлением «Скоробогатова» возникала вдруг надежда на спасение, после его ухода начинали плакать, умолять о помощи. Никто, увы, их не слышал, а «Скоробогатову», который мог бы им помочь, стенания их были глубоко безразличны.
Поведение странного, похожего на оживший манекен человека, привлекло внимание мальчишек. Они шли стайкой за «Скоробогатовым», поддевая его репликами типа: «Что, мужик, лом проглотил?» или «Что, мужик, в штаны навалял?», — затем они начали кидать в него, ничего не чувствующего, а потому на это никак не реагирующего, камешки, застывшую жвачку, жестяные бутылочные пробки, которые очень удобно было запускать в полет, выщелкивая указательным или средним пальцем, но тут в дело вмешался Марьяж. Получив по энергетическому подзатыльнику, от которого все мозги в котелке перемешались, и по строгому, произнесенному свистящим шепотом внушению: «Убью, паскудёныш», — пацаны мгновенно отстали.
Но вот, наконец, случилось то, что и должно было когда-нибудь случиться: «Скоробогатов» нос к носу столкнулся с человеком, который его знал. И не просто знал, а служил в его подчинении. Это был капитан Гуляев, еще утром помогавший выносить тяжеленного полковника из кабинета и прекрасно знающий, что уже было произведено патологоанатомическое вскрытие тела. То есть, ошибка напрочь исключалась.
— Валерий Михайлович, — пролепетал Гуляев, обшаривая глазами бронзовое лицо «Скоробогатова». — Как же так?
Он увидел неприметный, тщательно заретушированный шрам под корнями волос, родинку на правой щеке, бородавку на переносице, из которой торчал длинный тонкий волос, и понял окончательно — это восставший после вскрытия Скоробогатов.