Отзывов было не слишком много, но и не так чтобы совсем мало. В основном их оставляли его друзья и знакомые.
Книжки писателя выходили в электронном виде. До бумажных версий дело пока ни разу не доходило. Квартальный, впрочем, сперва не впадал в уныние.
— Так бывает с каждым, — уверял его, исходя из богатого опыта, литературный агент Грызунов.
— Так уж и с каждым? — отвечал писатель.
Ни в каких союзах Квартальный не состоял, творил сам по себе.
— Временные трудности — обязательный этап. Когда продвинем твои произведения, отбоя от издателей не будет.
На эти слова агента писатель реагировал скептической ухмылкой. Ему казалось, что издателям вполне хватает бестселлеров Стивена Кинга и Джоан Роулинг.
Тем не менее, Квартальный упорно продолжал сочинять. Он был далек от сравнений себя с Кингом, однако до поры до времени считал, что и его сюжеты достаточно захватывающи, а уровень исполнения весьма недурен.
Такую убежденность в нем поколебали именно друзья со знакомыми. Они не ругали произведения Квартального — как раз наоборот, хвалили и стиль, и слог, и то, как выстроена интрига, как жизненны герои. В один прекрасный день он понял всю фальшь подобных заявлений.
— Нет, ребята, меня не проведете, — бормотал Квартальный, читая очередной положительный отзыв.
Он твердо уверился в том, что его писанину способны адекватно оценить только профессионалы, обитающие в издательствах и толстых литературных журналах. А какие профессионалы из лично знающих его людей?
— Расстраивать меня не хотите, понимаю. Добрые вы, — приговаривал Квартальный. — Люблю, ценю.
Для пущего вдохновения писатель предпринимал прогулки в близлежащий лесок. Его путь пролегал мимо заброшенного строительного забора из бетонных плит. На одной из них кто-то, видимо, из числа праздно шатающихся подростков намалевал без знаков препинания краткую надпись: «Катя лицемерка».
Определение показалось Квартальному идеально подходящим для его ситуации. Лицемерия он на дух не выносил.
— Ты потерпи немного. Не сразу Москва строилась, — убеждал Грызунов.
Деньги он взял с писателя совсем пустяковые, сказав, что рассчитывает на процент с договора о публикации. Только заключать договор на бумажную книгу с Квартальным по-прежнему никто не спешил.
— Лицемеры… Лицемеры… — повторял писатель, шагая от дома к лесочку и обратно.
Заброшенный забор как бы подтверждал его правоту.
— Может, хватит себя изводить? — спрашивала жена.
В талант Квартального она не верила, а он не давал ей читать написанное. Мир в семье от этого, правда, не страдал. На высказывания супруги о том, что надо писать, как Толстой с Достоевским, или не писать вовсе, Квартальный возражал, что и во времена классиков хватало достойных авторов.
— Кто-нибудь их помнит? — интересовалась жена.
— Современники ценили, — аргументировал писатель.
— Ах, современники…
Постепенно количественные изменения перешли в качественные. Квартальный утратил покой, стал нервным и раздражительным. Дома за ужином он ни с того, ни с сего наорал на сына, затем послал к чёрту Грызунова, который позвонил насчет продления агентского контракта, и даже шуганул кошку, взобравшуюся на микроволновку.
— Все врут, никто правды в лицо не скажет, — говорил он вслух, отмеряя привычные десять тысяч шагов по лесным тропинкам.
В обстановке тотального лицемерия жизнь превратилась в ад. Квартальный забросил очередную захватывающую повесть, не доделав ее до середины, и тупо валялся на диване. На отсутствие аппетита он обычно не жаловался, но тут ощутил натуральное отвращение к еде.
— Может, к психологу сходим? — предложила жена.
— Зачем нам психолог? Я что, чокнутый? — вопросом на вопрос ответил Квартальный.
Идея с консультацией у специалиста была похоронена. Писатель начал понемногу прикладываться к бутылке коньяка, которую держали для гостей.
Перспектива просматривалась совсем скверная. И тут Квартальный получил письмо от старинного друга, много лет назад осевшего за рубежом и преподававшего изящную словесность в одном из европейских вузов.
Оказалось, что друг следит за его творчеством. Раньше он молчал, как человек деликатный, а тут всё же не утерпел — решил по собственному почину выступить с рецензией.
«Прости, старик, истина мне дороже, — читал Квартальный в смартфоне. — Изучил твою последнюю повестушку. Картина печальная. Где ты выкопал такие характеры? Откуда такой язык? А вся история, якобы взятая из реальной жизни? Слабенький, притянутый за уши вымысел. Не то завещали нам светила отечественной словесности! Пример с Толстым и Достоевским, конечно, очень хрестоматийный, но я рискну привести его. Вот у кого следует учиться…»